я буквально захлебнулся в них. Нежность. Благодарность за то, что Она есть у меня. Потребность защитить, охранить, мир перевернуть, чтобы только Ей было хорошо. Вот так вот вдруг, вот так внезапно, я понял, что я отец. Я понял, что значит любить.

С Нисар же всё было с точностью до наоборот…

— Так, что у нас на выходе: Нисар ворует у меня документы, отдаёт Мансурову. Тот продаёт их Калугину. Калугин получает компромат на меня, Мансуров деньги. Что получает Нисар?

— Она получает то, чего добивалась всё это время.

— Верно.

Допиваю пиво, сминаю банку и швыряю её в тёмный угол, где предположительно, стоит ведро. Промахиваюсь, конечно.

Ну, что ж, картина, кажется, проясняется. Это понимает и Зотов.

— Когда назначен суд по опекунству?

— На второе декабря.

— Видимо, по их плану, Калугин к тому времени должен поднять шум о твоей неблагожелательности. И это в лучшем случае. А то и обвинение тебе предъявят, и дело откроют. Тогда суд придётся отложить, иначе он вынесет вердикт не в твою пользу. Наверняка адвокаты Нисар уже готовят встречный иск.

— Наверняка, — неохотно соглашаюсь я. — Только вот вряд ли судья вверит ребёнка матери-наркоманке, на которой пробу ставить негде.

— Ты прав. Поэтому со дня на день можно ожидать выхода на сцену еще одного действующего лица.

— Кого?

— Вот здесь могут быть сюрпризы, так что, давай повременим пока с именами, — уклончиво отвечает Аркадий, снимая очки и протирая глаза. — Схема, в общем-то, понятна, временные рамки тоже определены. Остаётся выяснить, где Нисар и Мансуров с документами? Почему они до сих пор не объявились?

Смотрю на Зотова, и, кажется, начинаю соображать.

— Думаешь, что-то у них пошло не так?

— Уверен просто. Иначе Калугин не заволновался бы так и не засветился самолично. Ладно, — Зотов отставляет ноутбук. — Подумаем об этом завтра. А сейчас, дорогая, давайте-ка спать, а то поздно уже.

Я кидаюсь в Аркадия подушкой, которую он, смеясь, отбивает.

Да. Нужно поспать. Завершить, наконец, этот бесконечно-длинный день.

Глава 23. Линара

— Мы так и не дождались Матрицы и пошли в парк, и дядя Женя проиграл мне в «кто первый моргнёт».

— Уверена, ты мухлевала.

— Нисколечко!

— А что на кону?

— Кто выиграет, тот заказывает еду, какую хочет.

— И ты, конечно же, заказала жирнючую картошку фри, шоколадные колечки, и колу с сахаром.

Аська вытаращила на меня глаза.

— Тебе дядя Женя рассказал, да? А сам просил не говорить никому.

— Нет, Женя ничего мне не рассказывал, я просто знаю, как ты любишь вредную еду.

— И ничего она не вредная, а очень даже хорошая.

— Ладно, хватит плескаться, вылезай, — выуживаю Аську из ванны и вытираю полотенцем.

Когда они с Женей вернулись, я всё ещё находилась в шоковом состоянии. На Евгения не смотрела — не могла, всё внимание уделяла Аське. Зато Женя ходил за нами, как приклеенный. А я теперь и не знала, могу ли выставить его за дверь, или он здесь на правах надсмотрщика? И вообще, как нам после всего, что произошло, общаться?

А стоит только представить, что Жене известно о моём прошлом — пусть и мнимом, так сквозь землю провалиться хочется. Ужасное чувство.

Положение спасала Аська, которая, не замечая возникшей между нами напряженности, без удержу болтала о всякой ерунде. Это позволяло мне молчать по большей части, и игнорировать Женю. Наконец, тот сдался, видя, что традиционный вечерний кофе на террасе ему обломился.

— Ладно, кажется, мне, пора.

Киваю, иду провожать, скрывая облегчение за безразличием. Но в дверях Женя, вдруг, оборачивается.

— Линара…

— Доброй ночи, Жень, — спешно перебиваю его. Я не готова пока говорить с ним. Поговорю, конечно, но не сегодня. Позже.

— Доброй ночи, — вздыхает он, и тут же меняет тон. — Завтра я зайду за вами. Будьте готовы к девяти.

Даже не спрашиваю, куда мы идём — приказ есть приказ, просто киваю снова. И, так и не глянув ему в лицо, закрываю дверь.

Разомлевшая после ванны Аська звездой раскинулась на постели, пока я натягиваю не неё пижамку.

— А еще мне нужны гольфы.

— Зачем?

— Потому, что мы завтра с дядей Женей идём играть в гольфы.

— Куда идёте? — недоумеваю я.

— Ну, туда, где травы много и флажки стоят.

— Ты имеешь в виду, играть в гольф?

— Да не в гольф, а в голь-фы! Их же по два носят. Какие вы бестолковые с дядей Женей, уфф…

— Ну, да, ну, да…

— Ты же с нами пойдёшь?

— Куда я денусь? Только я не умею играть в гольф…фы.

— Ой, чего там уметь? Берёшь палку и бьёшь по шарику. А потом так идёшь, идёшь…

— Тебя послушать, так и правда, ничего сложного.

— Вот увидишь, это легче, чем на роликах. Раз-два и плюнуть.

— Смешная ты, — лохмачу её влажные волосики, раскиданные по подушке. — А кто учил тебя кататься на роликах?

— Папа.

— А мама чему-нибудь тебя учила?

— Ну-у… — Ася задумывается, я же терпеливо жду — мне надо многое выяснить, но делать это с осторожностью.

— Мама учила меня не пачкаться и вытирать рот салфеткой.

— Так. А ещё?

— Не мешать, когда она разговаривает по телефону, или когда она устала.

— А сказки она тебе читала на ночь?

— Мне всегда читает папа или Катя. Или ты. Зато мама играла со мной в прятки и догонялки, когда мы убегали от бабушки.

Я настораживаюсь.

— Ну-ка, ну-ка, расскажи.

— Ну, когда бабуля забрала меня из садика, мы пошли в кафе есть мороженое. Там сидела мама. Мы немножко тоже посидели, потом мы с мамой пошли в туалет, и оттуда убежали через маленькую дверь.

Этого Заир мне не рассказывал.

— А куда вы побежали с мамой?

— Сначала в какой-то дом, где было много комнат, но они были все закрыты, кроме одной. Мы покушали, посмотрели телевизор и легли спать. Потом ночью мама меня разбудила, и мы поехали на машине в другой дом. Там я уже спать не хотела, а мама спала долго.

— Долго спала?

— Да. Почти целый день.

Мне становится нехорошо. Неужели Нисар позволила себе принять наркотики при дочери и отключиться? Такое даже представить страшно!

— А ты что в это время делала?

— Я смотрела мультики, ела чипсы и пила большую колу. А потом меня стошнило, и я пошла будить маму. А она никак не хотела просыпаться.

У меня ком застревает в горле.

— Ты плакала?

— Ну-у… немножко да. Я к папе хотела, но он тогда был в глительной командировке…

— Длительной.

— Ну, да, и его дома не было. Мама потом сказала,