креслами и чайным столиком, где вполне можно было принимать гостей. Чугунная ванная, стоявшая здесь, была обшита дубовыми панелями по внешней стороне, а стены и пол, так же обшитые деревянными панелями, были выполнены в каштановой гамме.

Даже при том, что в последние годы Элена привыкла получать всё, что хотела, в этом пространстве, тихом и неброском, но в то же время неуловимо роскошном, как и сам Эван, было что-то новое для неё.

Сидя в ванной по утрам, Элена невольно вновь и вновь возвращалась мыслями к тому, что происходило с ней теперь. Эван, как и весь этот дом, не был похож ни на кого, кого она знала до тех пор — и не потому, что был богаче или могущественнее их всех. Лёгкость, владение собой, вежливость, умение вести беседу — всё это сочеталось в нём, превращая в какой-то несуществующий, как казалось Элене раньше, идеал. Даже самые жестокие его выходки никогда не причиняли Элене боли — хотя она и не могла бы сказать, что раньше работа давалась ей легко. Элену удивляло и то, что Эван верил во что-то кроме денег и похоти: того, из чего — хотела она того или нет — для Элены состоял весь мир. Он был благородным и терпимым, искренним и осмотрительным, честным и красноречивым — но ни одного недостатка Элена вспомнить не могла.

И тем более удивительным и диким было то, что этот человек, неспособный, казалось, на бесчестный поступок, был обречён.

Общаясь с другими обитателями дома, впрочем, Элена с удивлением обнаружила, что не все считают так же, как она.

Едва они вернулись в город, как Кестер, до сих пор питавший к Элене полнейшее безразличие, попытался завязать с ней контакт. Вопросы его не понравились Элене сразу же: он расспрашивал о том, что любит Эван и как они проводят время — так, как будто сам о своём дяде не знал ничего. Ещё более неприятно прозвучала будто бы случайная оговорка:

— Впрочем, ты же понимаешь, наш старик скоро умрёт… Финальную сумму тебе будет выплачивать уже не он.

Элена с трудом преодолела желание ударить Кестера по ухмыляющемуся лицу.

— Это всё? — ровно спросила она.

— Пока да. Но не забывай — тебе лучше дружить со мной.

— Почему? — Элена прищурилась.

— Ну, например, потому что я стану следующим князем Аргайл.

Спрятав руки в карманы, Кестер отвернулся и пошёл прочь. Элена заставила себя отвести взгляд и почти что смогла успокоиться, но через пару часов у неё повторился почти такой же разговор с леди Изабель:

— Милая девочка, — говорила она, не скупясь на улыбки и сомнительные комплименты, — ты же понимаешь, что тебе не остаться в доме Аргайл. Ты не такая дурочка, как та, другая.

Элена поняла о ком речь, но промолчала.

— Если нам с тобой удастся подружиться, я смогу тебе помочь. В наши дни главное — это семья. И, конечно же, хороший брак.

— Вы хотите меня удочерить? — Элена подняла бровь.

Леди Изабель прикрыла губы веером и тихонько рассмеялась.

— Конечно, не я. Но можно найти другой достойный дом, который примет тебя. Это будет легко, когда мой сын станет князем Аргайл.

— Я подумаю об этом.

На самом деле, Элена, конечно, ни о чём думать не стала. Сама мысль о том, что их отношения с Эваном не продлятся долго, скребла сердце не хуже кошачьих когтей. Но, успокоившись немного, она смогла осознать, что же в разговоре её озадачило: леди Изабель не была матерью Кестера, и значит, что-то не сходилось в словах этих двоих. Представить же Линдси князем Аргайл Элена вовсе не могла — впрочем, и не хотела.

Леди Эстель так же встретилась с ней в этот же день. Впрочем, в отличие от остальных, она несколько минут просто стояла и смотрела на неё.

— Вы что-то хотите сказать? — не выдержала наконец Элена, которую этот взгляд застал врасплох.

— Ничего, — ответила та и, прикрывшись веером, проплыла по коридору мимо.

— Очевидно, что князь весьма симпатизирует тебе, — разъяснил ей Конахт, приехавший погостить в доме на Рождество, то, что Элена в общем-то могла бы понять и сама. — Это довольно неожиданно. С тех пор, как он в доме, ему безразличны все мы. Он не аристократ, не чистокровный Аргайл… Он даже… — Конахт насмешливо скривил губы, — он привык зарабатывать деньги сам, вряд ли кто-нибудь в этом доме может представить более дурной тон. И при этом всё время, что он здесь, он держится так, как будто это мы — дерьмо, прилипшее на его сапог. Понимаешь меня?

— Вас бесит его высокомерие. Но это не повод радоваться тому, что он умрёт.

— Может, и нет, — Конахт пожал плечами. — Я, например, не рад. Мне всё равно. Но многие здесь уверены, что они — или их близкие — могли бы гораздо лучше управлять домом Аргайл. И главное — что они — настоящие Аргайл. А наш дядюшка — никто.

— Они не выглядят опасными, когда собираются по вечерам за столом. То есть, сплетниками и злопыхателями — конечно, да. Но не больше того.

— Само собой, — Конахт фыркнул и поднял унизанными перстнями пальцами бокал. — Никто ничего не скажет ему в лицо. Ведь любого из нас он может вышвырнуть: в лучшем случае просто из дома, а в худшем — отправить на дно, — Конахт прочертил свободной рукой линию поперёк шеи. — Понимаешь меня?

— Не слишком-то верится, что он таков.

— Он таков. Он спокойно убивал и убивает людей. Иначе совет не выбрал бы его.

— Совет? — Элена подняла брови.

— Да. У нас завещание решает далеко не всё. Эван… да и вообще любой из князей может завещать кому-то часть денег или даже все плантации, или производственный концерн… Но новым князем сможет стать только тот, кого одобрят старейшины ветвей. Только тот, кто устраивает их, сможет возглавить клан.

— И они выбрали Эвана — несмотря на то, что он не чистокровный Аргайл?

— Во-первых, его признал дед. Прежний князь Аргайл. Конечно, он вряд ли ожидал, что его бастард сможет претендовать на титул князя Аргайл. Но когда у него не осталось других сыновей, и старейшинам пришлось выбирать между Кестером, Линдси и нашим князем, полагаю, они выбрали меньшее из зол.

Элене вдруг стало неспокойно, как будто её душил шейный платок.

— То есть, князем мог стать и кто-то из них?

— В принципе, любой. Старейшины всегда выбирают из троих. Из троих, кто к титулу ближе всего.

— А ты?..

— А что я? — Конахт пожал плечами и глотнул вино. — Мне всё равно.

— После