– Верю, – вдруг перебил его Говоров. – Иначе вы не приехали бы за ней в субботу и не искали бы ее, и не выглядели бы столь расстроенным. Вы… Вы были влюблены в нее, Всеволод Иванович? И ее неожиданное исчезновение и страшная смерть вас подкосили настолько, что вы слегли с сердечным приступом?

Климов молчал непозволительно долго. И не потому, что обдумывал правильный ответ для этого въедливого полицейского. Он просто вспоминал. О своих чувствах, о потрясении, о болезни.

И неожиданно не стал врать, хотя был уверен, что Нинель его сейчас живьем бы сожрала и назвала слюнтяем.

– Да, вы правы. Я был влюблен в нее. Очень влюблен! И ее исчезновение и смерть подкосили меня. Вы правы, господин Говоров. – Климов уставился на окно, лишь бы не встречаться взглядом с парнем. – В субботу я приехал за ней, а ее нет. Хотя мы договаривались о встрече.

– И вы не знали, куда она могла подеваться?

– Нет. – Он сложил горестную улыбку, стащил очки, небрежно швырнул их на стол, потер переносицу, лишь бы снова не встречаться взглядом с парнем. – Соседи слышали, что она созванивалась накануне вечером с Зоей Ефимовной. И все! Предположительно, она к ней поехала. А может, и нет. Больше никаких сведений у меня нет. В субботу я улетел в Москву к другу, вернулся в воскресенье. Обо всем узнал в понедельник. Все…

– Зоя Ефимовна, – проговорил Говоров. – Она ведь у вас заведовала регистратурой долгие годы?

– Совершенно верно.

– Как думаете, зачем она вдруг понадобилась Валентине?

– Ой, ну я-то откуда могу знать! – возмутился Климов и глянул на гостя с раздражением. – Уместнее было бы задать ей этот вопрос! Дама весьма словоохотлива. Думаю, она бы с лихвой удовлетворила ваше любопытство.

– Да, думаю, да, – покивал Говоров и добавил очень тихо: – Если бы была жива.

– То есть?! Что вы хотите сказать?!

Климов вдруг почувствовал неприятное беспокойство. Такое всегда случалось с ним, когда он подозревал у пациентки серьезное заболевание, но не спешил с диагнозом, надеясь ошибиться. Он надеялся, не торопился с выводами, а беспокойство нарастало.

– Я хочу сказать, что ваша бывшая заведующая регистратурой скончалась в субботу ранним утром от инсульта.

– Зоя?!! От инсульта?! Помилуйте, но она же всегда была гипотоником! И прекрасно себя чувствовала, и потом… – Климов вдруг прозрел – и ахнул. – В ту субботу? Ранним утром?

– Да.

– В один день с Валентиной? – прошептал Климов в ужасе и поежился. – Но это… Это не может быть совпадением, господин Говоров! Почему же тогда в полиции… Все это дело замяли?!

– Я тоже не верю в подобные совпадения, Всеволод Иванович. Поэтому я здесь. – Он глянул на Климова так, будто заранее предостерегал того от вранья. – Что случилось в пятницу накануне смерти этих двух женщина, Всеволод Иванович? Почему ваша помощница искала историю болезни в детской регистратуре вашего отделения? Вы послали ее туда?

– Да.

Он не собирался врать. Он не совершал ничего запретного. Он просто выполнял свою работу. И Валю послал выполнить ее работу, потому что засомневался в своей памяти.

– Зачем?

– Чтобы она нашла карточку Сафроновой Эльзы. Но она ее там не нашла. Более того, она не нашла там вообще ничего! Ни в бумажном, ни в электронном варианте! Все упоминания о болезни этой девочки исчезли, – воскликнул Климов. – И это, знаете ли, странно! И это, знаете ли, впервые!

– Зачем вам понадобилась ее карточка?

– Затем, что я засомневался… – Климов замолчал, не зная, как преподать свою старческую забывчивость.

– В чем засомневались, Всеволод Иванович? – мягко поторопил его Говоров.

– Понимаете… – Всеволод Иванович поиграл дужками очков, лежащих перед ним на столе. – Незадолго до этого инцидента к нам в отделение доставили Эльзу с острым животом. Вернее, она сначала попала в хирургию…

Об этом Говоров знал. Потому что он присутствовал в момент, когда у Эльзы скрутило низ живота. Он тогда снова встретился с ней в СПА-салоне, обойдя все кордоны ее охраны не без помощи Нели. Встретился в четвертый раз, хотя необходимости для этого будто и не было уже. Помощник Ганьшина был полностью удовлетворен информацией, которую ему добыл Саша. Поблагодарил и обещал скорый перевод в его родной город. Но он все равно пошел на встречу с Эльзой. И они там, в этой темной комнате, намертво пропахшей корицей и шоколадом, сначала шептались о чем-то – вспомнить сложно, а потом безбожно целовались почти час. И им неожиданно очень понравилось целоваться. И не случись у нее приступа, кто знает, чем бы все закончилось, потому что она не отпускала его, цеплялась за его одежду и все просила ее не оставлять.

А потом этот чертов приступ. Саша перепугался за нее, не хотел уходить. Эльза выгнала. Он поспешил к черному ходу, и из-за угла наблюдал, как Эльзу грузят в карету «Скорой помощи». А потом еще пришлось терпеть похотливый хохот Нели, которая в ответ на его тревожные вопросы все повторяла:

– Довел недотрогу, мент! Ишь ты… Какой ты… Все с ней в порядке! Перевозбудилась, наверное. Какой ты…

– Так вот, ее из хирургии после проведенных анализов доставили к нам в отделение, – продолжил рассказывать Климов. – Я ее осмотрел, сделал УЗИ, и… И нашел у нее острое воспаление левого яичника, говоря простым языком, без латыни.

– И что? В чем сомнение?

– Понимаете… – Климов аккуратно вернул очки на переносицу, жалобно глянул на Говорова. – Понимаете, господин Говоров, у Эльзы Сафроновой не должно было быть левого яичника. Я сам оперировал ее в детстве и удалил его. Была инфекция и… Ну да это уже неважно теперь. Важным мне показалось то, что у девушки, которую мне доставили, этот орган должен был отсутствовать, а он был! Что характерно, шрам имелся с левой стороны низа живота. Похожий шрам. А яичник не отсутствовал!

– И вы послали Валентину найти историю болезни в детской регистратуре, потому что решили, что вы можете ошибаться?

– Совершенно верно! – с облегчением выдохнул Климов. И забормотал, забормотал: – Столько лет прошло, я мог что-то перепутать. Вряд ли, конечно. Такое не забывается. Да и пациентка со звучным именем. Но… Вдруг?! Вдруг меня подвела память? Вдруг я не Сафроновой удалил этот чертов яичник, а? А кому-то еще! Ей на тот момент было семь или восемь лет. Сейчас ей двадцать пять. Столько лет прошло! Я мог перепутать пациентов. Мне ведь уже… Н-да… Не мальчик, одним словом!

Говоров пристально оглядел Климова. Не похож был доктор на впадающего в старческий маразм старичка. Вряд ли он что-то перепутать мог. И если он мог перепутать, то Зоя Ефимовна никогда. Ее дочь рассказала ему, что мать до самой смерти помнила, в каком порядке стояли на полках в регистратуре карточки маленьких пациентов. Помнила имена, фамилии и даже год рождения многих. И про Сафронову вряд ли могла забыть. И что-то такое рассказала Валентине, раз та осмелилась поехать в дом Сафроновых поздним вечером пятницы.