— Хочешь сказать, что ты ее убил…?

— Ни в коем случае! Но…

— Но ты знал… — серые глаза задрожали. — Ты знал?! — он повысил голос. — Ты знал, что она умрет, но не сказал мне? Я бы… Я бы что-нибудь придумал, мы могли бы… — он нервно затрясся, пока дождь усиливался, а ветер сдувал волосы с лица.

— Не могли бы!

Питер вцепился в руки друга, что все держали его за плечи.

— А… Про себя… Неужели ты…

Блондин лишь сильно сжал челюсть, ничего не ответив. Но по взгляду, Питер все понял.

— Зачем ты скрывал…? Почему не сказал…? ПОЧЕМУ?

Молния ударила где-то неподалеку, а вслед за ней послышался устрашающий гром.

— Она была бы ЖИВА! — Питер перешел на крик.

Он будто сходил с ума, хотелось разорваться в клочья. Вновь накатили слезы, он не мог их сдерживать.

— Питер, так нужно! ПОЙМИ ЖЕ! — Артур сам стал срывать голос, почти плача.

— НЕТ! НЕНАВИЖУ!

Питер оттолкнул блондина от себя. Он схватился руками за голову.

— НЕ ХОЧУ ТЕБЯ БОЛЬШЕ ВИДЕТЬ!

— СТОЙ! — Артур попытался протянуть руку, успев прокричать лишь это, он за пару секунд растворился в воздухе.

Невыносимая боль внутри прожигала тело Шэдоу. Вместе с мальчиком пришла жуткая гроза. Деревья колебались, словно исполняя ужасающие танцы. Все крутилось, летало. А в голове мальчика словно что-то взорвалось. Он, не думая, рванул с места, поддавшись эмоциям, и стал бежать так далеко, как только могли его унести ноги.

Глава 25

Снег приземлялся с неба крупными хлопьями на ничем непримечательный городок. Серые стены из кирпича давили на разболевшуюся голову мальчика с угольными волосами. Он сидел, облокотившись на холодную стену, в одном закутке, куда не попадал снег. Мимо проходили взрослые силуэты, а мальчик все сидел. Он полностью погрузился в свои мысли, уже не обращая внимания на холод. Внутри него все замерзло.

Он вспоминал моменты своей жизни в приюте и даже немного тосковал по тому захолустному зданию. Он вспоминал ясную улыбку Мэлоди, ее волосы в солнечном свете, приятный голос… Как же сильно болела его душа… Больше всего не мог он поверить в то, что Артур мог с ним так поступить. В тот момент его даже охватила некая злость, но все же чувство отчаяния брало верх. Он не мог контролировать ни свои действия, ни мысли, все будто вырвалось из неизвестного тайного места.

Он ночевал на улицах, там, где его не было видно, где морозы не так сильно били по босым ногам. Порой удавалось согреться у чьего-нибудь костра, зайти в теплый магазин, но отовсюду сразу выгоняли. Не было денег, не было близких, ничего не было. Он просто скитался, словно призрак, без единой мысли в голове. Голод разъедал тело изнутри.

Пришлось съесть крысу.

Он вновь заплакал, спустя несколько дней, скитаясь по городу, заходя все дальше и дальше, просто не смог сдержаться. Еще несколько дней он пытался найти кого-то, кто мог бы ему помочь — все просто шли мимо. Лишь одна женщина обратила на него внимание, отдала свою старую плотную кофту, которую Питер с трудом надел на себя: руки его были слабы и жутко болели. Мальчик был вечно благодарен этой даме, говорил, что станет работать, потому что заплатить за кофту не может, но та лишь отмахнулась и пожелала ему удачи. Он даже не запомнил ее лица, только скромную добрую улыбку, ее высокий рост и потертую кожаную сумку. Вновь усевшись в каком-то закутке, меж стенами, он стал размышлять. Ему стало стыдно за свое поведение, стало стыдно перед Артуром, тот ведь… по своей воле! Умер… ради спасения Питера. Шэдоу посчитал себя неблагодарным идиотом, он ругал себя, в голове просил прощения у Артура, просил его вернуться. Так тут было тоскливо…

Но что происходило? Неужели нужно жертвовать ради спасения какого-то хиленького мальчика? Зачем все это? Что сейчас происходит с Артуром? Его ругают те, кто «сверху»? Как бы Питер хотел во всем этом разобраться..

Но сейчас он будто был загнан в тупик, он не мог выбраться, ему ничего не было важно, он больше ничего не хочет.

С того инцидента прошел почти месяц. Питер добрел до конца городка, уже покинул его и шел дальше вдоль каких-то дорог. Шел он плохо, ноги его еле-еле шевелились, он качался, дергался, падал и вновь, дрожа, поднимался, но не знал зачем. Рядом проезжали порой машины, они быстро появлялись и так же быстро исчезали. Он уже был далеко от города.

…

Мрачное строение из серого кирпича сейчас выглядело еще тоскливее. Сейчас свет внутри почти не горел, лишь в нескольких комнатах. Был вечер, свободное время. Внутрь было войти проще простого. Здесь все также было тускло, вокруг куча детей и тетушек, все суетятся. Он легко прошел к спальням мальчиков, сначала искал в одной, потом в другой, третьей. В той спальне, где он должен быть, его не было. Гуляет где-то? Тогда он зашел уже в родную ему тринадцатую спальню, там то и сидел «искомый». Свесив ноги со второго яруса, уставившись куда-то в пол, он сидел почти неподвижно, сжав руками серое покрывало. Темные кудри грустно ложились на его смуглое лицо, карие, можно сказать кофейные, глаза совсем не сияли, а темные густые брови были сведены, будто от неприятного ощущения. Больно? Он шмыгал своим носом с красивой горбинкой, поджав пухлые, словно воздушные, губы.

Прошло довольно много времени, Артур был уверен, что Рафаэль забудет его как страшный сон и просто будет жить дальше, обретет свое счастье и тот не будет ему мешать. Но все не так — он не забыл. И осознав это, по щекам Артура стали течь слезы, пропитанные светлой болью. Он мог плакать хоть каждый час, его все равно никто не видел из-за «верхних», но дела Артуру не было до других, он хотел бы, чтобы его снова кто-то увидел, чтобы его снова кто-то коснулся. Кто-то близкий.

Рафаэль спустился с кровати, стал отряхиваться. Тогда Артур, вытерев слезы, тихонько произнес:

— Прости меня…

Брюнет резко развернулся в сторону призрака.

— Артур? — лицо его было полно надежды и грусти.

Но он, как и все, никого не заметил, решив, что ему показалось. Тогда он резко изменился в лице, вновь помрачнев, отправился долой из спальни. Надежды Артура в этот миг разрушились. Он выбежал из приюта к забору, на который не слишком давно забирался, чтобы сбежать. Усевшись наверху, он стал глядеть на одинокую тоскливую луну, мимо которой плыли темные облака, совсем не