Проклятых Печатей частички своей души, у него бы и шанса вернуться-то не было. А так хоть Кабуто удалось его возродить, пусть и в таком ущербном состоянии.

Ущербном…

Частичка души не могла заменить целую душу. Разрабатывая технику Проклятых Печатей, Орочимару не догадывался о том, как будет чувствовать себя, имея лишь осколок вместо полноценной души. И не то чтобы хотел на себе это испытать. Обстоятельства вынудили.

Чакра — ничто. Тело не могло существовать без души. Душа — на ней все было завязано. Она сшивала и объединяла в единую систему и тело живого существа, и его мысли, и все энергетические составляющие. Без души все бы рассыпалось.

«Души, — рассуждал Орочимару. — Откуда берутся души? Возникают новые? Попадают в чистый мир, очищаются до ядра и выходят на новый круг? Какая из теорий верна?»

Души мертвецов, призванные с помощью Эдо Тенсей, возвращались с памятью и чакрой. Из этого следовало, что душа не просто объединяла составляющие живого, а еще и срасталась с ментальной составляющей и с энергетическими составляющими чакры. А значит, одна душа не могла принадлежать разным людям из разных поколений, иначе Эдо Тенсей бы не работала. Одна душа — один человек. Или же со временем от души отслаивались посторонние примеси и она выходила на новый круг? Тогда воскресить давным-давно умерших людей было никак нельзя?

Первое время Орочимару пытался понять, что сделать наиболее реально: отловить, очистить от шелухи личности чужую душу и слить ее со своей или вернуть из чрева Шинигами собственную, и очень быстро склонился ко второму варианту. Свое роднее. Хотелось вернуть свою память за тот месяц между установкой Проклятой Печати Саске и нападением на Лист. Конечно, Орочимару знал о событиях того промежутка, наблюдал из тела Саске. Но что, если за этот месяц ему настоящему приходили в голову какие-то гениальные идеи? Ему частенько приходили в голову гениальные идеи. Было жаль оставлять их Шинигами. К тому же ни в одном из свитков Узумаки ему не попадалось наводок на то, как можно отделить призванную из чистого мира душу от примесей чужой чакры, памяти и прочего. И более того, возможно ли это вообще?

Слишком сложно… Будь ты проклят, Сандайме.

Злость на учителя отвлекала Орочимару от содержимого свитка. Он усилием воли заставил себя не отвлекаться. Нельзя было отвлекаться. Времени оставалось в обрез. Нужно было взломать Шики Фуджин до того, как наступил бы срок переселения в новое тело.

То тело, в котором он поселился, наполненное его разумом, отлично производило все необходимые шиноби энергетические составляющие. Орочимару мог замешивать и использовать чакру для ниндзюцу. Вот только осколок души не тянул поддержку нормальной работы целого организма. Он перегружался, истощался и таял. Пожирал сам себя каждый день, каждый час. Каждый миг. Использование техник сократило бы век Орочимару. В какой-то момент осколок его души растаял бы полностью, и тогда… Тогда Кабуто пришлось бы распечатывать джуин кого-нибудь из Тройки. Но это означало бы новый откат памяти.

Все накопленные знания и идеи… Конечно, их можно было переписать в свитки для своего следующего воплощения, но Орочимару не хотел тратить на это время. Его мыслительный процесс в десятки раз обгонял скорость писания. Да и свитки могли попасть не в те руки. Делиться идеями не хотелось. Сосредоточиться, сделать решающий рывок и разобраться с этим сейчас раз и навсегда — вот чего он хотел. И стоило поторопиться. Орочимару чувствовал: техника обряда переселения в новое тело сожрет львиную долю остатка души. С таким мелким осколком он не протянет и года, да и на два переселения не хватит уж точно.

Взаимодействие с Шинигами требовало жертв. Переводить драгоценное тело Учихи на жертву Богу Смерти Орочимару не хотел. Да и существовать в теле Учихи и не применять техники, чтобы не укорачивать себе век? Не об этом он мечтал. Не об этом.

Взломать Шики Фуджин нужно было сейчас. Принести в жертву этот никчемный организм, уже придущий к тому моменту в негодность, освободить свою душу, слиться с ней и переселиться в тело Саске. Вот каков был идеальный план действий Орочимару.

Но была одна проблема. Он все еще не знал, как ему разобраться с проклятьем Третьего. Картинка не складывалась. Не хватало элементов пазла. Орочимару чувствовал, что не понимает еще кое-чего исключительно важного о душах, о мире, о чакре и о специфике печатей Узумаки в частности. Он стоял на пороге открытия, но озарение никак не приходило к нему. Нужен был толчок.

Из этих свитков следует, что… Нет-нет. Такого быть уж точно не может. Если бы все было именно так, Лист бы глаз не спускал с храма. Его бы охраняли так, что не пробиться… Или они и сами не понимают, каким владеют кладом?

Наследие клана Узумаки поражало воображение. Многие кланы передавали из поколения в поколения драгоценное сокровище в виде своих генов, но Узумаки шагнули дальше.

Орочимару хорошо изучил их. Он видел, до какого уровня техник шагнули красноволосые дьяволы, и в который раз убеждался, что Водоворот уничтожили не зря. Пусть деревня Скрытого Водоворота была союзником Конохи и во времена своей молодости Орочимару даже испытал досаду, узнав, что Водоворот пал, но сейчас он разделял решение их тогдашних противников. Водоворот нужно было уничтожить. Им нельзя было позволить развиваться дальше.

Считалось, что тайные техники клана Узумаки погибли вместе с самим кланом, но на самом деле это было не так. Часть осела в архивах союзного Листа. Часть растеклась по миру вместе с выжившими наследниками, передавалась от родителей к детям, от жен к супругам и выстреливала в самых неожиданных местах. К примеру, в Йондайме Хокаге Минато. Или в Сарутоби-сенсее, будь он неладен.

Разумеется, большая часть наследия осталась в самом Узушио, но искать остатки клановых техник на руинах было гиблым делом. Пытались многие, но из этих многих мало кто возвращался, а кто возвращался — возвращался ни с чем. Узумаки берегли свое наследие даже с того света и не допускали к нему чужестранцев. За руинами Водоворота закрепилась дурная слава. Это место одновременно считалось святым и проклятым. Братская могила, памятник павшим кланам. Нарушать покой его руин было святотатством. Место мстило дерзнувшим.

Орочимару самодовольно думал, что Узумаки не учли лишь одного: его существования.

Его не пугали суеверия зашуганных очевидцев, вернувшихся из Водоворота ни с чем. Орочимару верил, что не бывает проклятий, которые нельзя обойти. Любое проклятие — это всегда техника. Он умел подбирать ключи к