Наутро Вера спозаранку уже стояла у дверей реанимационнойпалаты 2-й Городской больницы. Врачей пока не было, и она быстро сумеладоговориться с сестрами, чтобы ее пустили ненадолго в реанимацию тольковзглянуть. Муж лежал на спине, закрыв глаза. Лицо его было бледно, с каким-тожелтоватым отливом. Нос заострился и казался удивительно длинным. Странно,раньше она никогда не замечала, что у него длинный нос. О чем она думает втакую минуту, одернула себя Вера, ведь он умирает. Она вспомнила, как тридцатьлет назад она вот так же вошла в палату, где лежала бабушка. Бабушка была оченьбодрым человеком, болела редко, никогда не жаловалась. Она слегла за месяц досмерти. Вера помнит, как она вошла тогда в палату и вдруг увидела, что бабушкасегодня умрет. Правду говорят, печать смерти. Бабушка лежала, глядя в потолокневидящими глазами, и действительно, к ночи умерла.

— Витя! — шепотом позвала Вера. — Ты меняслышишь?

Он открыл глаза, но в них ничего не отразилось.

— Пожалуйста, выйдите, — вбежала сестричка, —мне от врача попадет!

Вера вышла и прислонилась к подоконнику в конце коридора,ноги ее не держали.

«Он умирает! — стучало у нее в мозгу. — Он умрет,и я ничего не смогу сделать, никогда не смогу ему объяснить, что тогда, в тунашу последнюю встречу, я была не в себе, что я вовсе не желала ему смерти».

Что с ней случилось? Как она смогла его бросить в такомсостоянии? Почему она не разглядела, что он смертельно болен? И ведь онавидела, что ему плохо, видела, но в слепом гневе отогнала от себя эту мысль, иее муж, с которым они прожили без малого тридцать лет, отец ее детей, валялсяпри смерти в коридоре на полу, пока не пришла Ирина. А если бы она вообще непришла? И это не важно, что он обидел ее, обидел навсегда, незаслуженно. Ведьона, Вера, и постороннего человека не оставила бы в таком состоянии, ведь мимобездомной собаки бы не прошла! Ведь речь сейчас не о нем, он умирает, а чтослучилось с ней, с Верой, как же она могла…

Вера провела там на подоконнике несколько часов, самыхужасных в ее жизни. Наконец к ней подошел врач и сказал, что он, конечно,ничего определенного сказать не может, что один инфаркт ее муж пережил, авторой может последовать и через двадцать лет, и через пять, и, не дай Бог,завтра. Поэтому берегите силы, сказал врач, они вам скоро очень понадобятся,когда мы переведем его из реанимации в палату. Доктор посмотрел на нееповнимательнее и добавил:

— Я так понимаю, вы женщина обеспеченная и, конечно,оплатите отдельную палату для вашего мужа.

— Разумеется. — Вера кивнула.

— Можно, конечно, нанять медсестру и сиделку, —продолжал доктор, — но я бы вам не советовал этого делать. Моя практикапоказывает, что такие больные поправляются гораздо быстрее, если за нимиухаживают близкие, любящие люди. Хотя, если вы заняты… — Он посмотрел на Верудовольно холодно, и она поняла, что он знает, почему муж ее пролежал четыречаса в пустой квартире без всякой помощи, пока не пришла дочь.

Взгляду доктора Вера не придала особенного значения, большечем она сама себя, ее никто не мог осудить.

— Не мучайте себя, — сказал доктор помягче. —Сейчас езжайте домой, если, не дай Бог, ухудшение, я сам вам позвоню. А завтрас утра можете ненадолго пройти в реанимационную палату, поговорить с ним. Идитедомой! — Он уже подталкивал ее к выходу.

Надежда шла по улице с озабоченным лицом. Причина ееозабоченности была самая банальная — у нее не было обеда и надо было до приходамужа с очередной халтуры сначала сообразить, что приготовить, а потом наимеющиеся скудные средства кое-что прикупить из продуктов. У нее на работезарплату задерживали уже на четыре месяца. А у мужа — на два. Но люди впоследнее время привыкли жить не на зарплату, которую уже не платят, а наприработки. Так вот, за халтуру мужу обещали заплатить на следующей неделе. Адо тех пор надо было как-то продержаться, не влезая в свой собственныйнеприкосновенный запас, то есть, говоря по-простому, лишний раз не менятьдоллары, отложенные на черный день. Сан Саныч говорил, что если они будуттратить отложенные деньги на еду, то никогда ничего не накопят и что черныйдень еще не настал. Умом Надежда понимала, что он прав, но когда в головестояла неразрешимая проблема обеда, приготовленного из ничего, что это в самомделе, ведь она не чародей какой-нибудь со скатертью-самобранкой. Легко сказать,экономь! А сам хочет есть три раза в день! Словом, настроение у Надежды былохуже некуда.

Неожиданно рядом с ней затормозила красивая темно-синяямашина. Дверцы распахнулись, из машины, как чертики из табакерки, выскочилидвое ловких молодых людей и втащили Надежду на заднее сиденье. Все этопроизошло так быстро, что Надежда не успела ни завизжать, ни пнуть кого-нибудьиз нападавших ногой. Единственное, что она успела, — это пассивноподумать: «Ну вот и моя очередь пришла». Она была уверена, что ее тут же убьют,не дав попрощаться ни с мужем, ни с котом, однако паника была преждевременной:ее не убили, ограничившись тем, что заткнули рот чем-то белым, достаточночистым на вид, но неприятным на вкус, и увезли в неизвестном направлении. Вмашине из головы у Надежды почему-то никак не шел злосчастный обед.

Машина остановилась около большого административного здания.Открылись ворота, они въехали во двор, Надежду буквально втащили в подъезд,провели к лифту. На какой этаж ее повезли, она не поняла — в лифте ее поставилилицом к стене. Дальше быстро протащили по коридору и втолкнули в большойсветлый кабинет. За темным полированным столом сидел очень худой голубоглазыймужчина с зачесанными назад седеющими волосами.

— Здравствуйте, Надежда Николаевна. Простите за такуюформу приглашения.

Надежда возмущенно замычала. Мужчина за столом повелительномахнул рукой двум Надеждиным сопровождающим, и они освободили ее рот от кляпа.

— Интересно, — сказала Надежда отдышавшись иотплевавшись, — это фирма «Проктор энд Гембл» выпускает для таких, как вы,специальные гигиенические кляпы наряду с женскими прокладками? Чувствуетсяфирменный стиль!

— Надежда Николаевна, я еще раз прошу у вас прощения. Скляпом мои орлы перестарались. Я хотел с вами поговорить… Да присаживайтесь,пожалуйста.

Надежде пододвинули кресло, она опустилась в него и неудержалась от очередной колкости:

— А я думала, что с вами женщины должны разговариватьстоя!

Собеседник, пропустив ее реплику мимо ушей, представился:

— Меня зовут Олег Николаевич. Кто я.., думаю, выпримерно догадываетесь.

— Думаю — да. Вы — убийца.

Надежда сама не поняла, как у нее вырвалось все это. Простоона страшно разозлилась, и к тому же все это выглядело как в кино — кляп ворту, похищение, человек в кабинете, даже взгляд у него был по-киношномупроницательный.