на что на свете. Зловещая и пугающая, но, чёрт подери, красивая. Йенс должен бояться, должен желать убеждать и исчезнуть, но она манит-манит-манит, и отвернуться не так уж и просто. Можно относиться к этому просто как к возможности иногда проводить хорошо время с красивой женщиной — и он пытается. Только выходит плохо.

Йенс вылезает из-под одеяла, понимая, что точно сегодня уже не заснёт. Он тянется к огрызку карандаша, который чудом обнаружился на кофейном столике, вырывает из старого блокнота бумажный лист и начинает старательно выводить огромные тёмные тучи, молнии и один тоненький маленький силуэт. В мыслях полная каша, но руки позволяют всему, что творится в неспокойном сердце, выйти наружу.

— Доброе утро, пап, — спустя время раздался, словно гром средь ясного неба, голос проснувшегося сына.

— Угу, — тихо буркнул Йоханесс, вздрогнув от внезапного вторжения в его личное пространство. Он свернул уже почти законченный рисунок и сунул его в карман, недовольно зыркнув на сына.

— С тобой всё нормально? Ты выглядишь невыспавшимся. Ты давно встал? — обеспокоенно спросил Оливер, присаживаясь рядом с отцом на диван.

— Я не спал, — отрешённо ответил мужчина.

— Почему? Опять кошмары? — ахнул Расмуссен.

— Бессонница. Тебе пора собираться в школу, — грубо отозвался Ольсен.

— Ты переживаешь из-за долга? Пап, твоё здоро-

— То, что я тебе вчера сказал на эмоциях, никоим образом тебя не касается, ладно? — фыркнул мужчина, невольно скривившись. — Забудь мои слова, как страшный сон. А теперь вали собираться.

Оливер недоумённо захлопал глазами. Да, парень уже давно смирился со странным и переменчивым характером своего отца, с его грубостью, дерзостью и прямолинейностью, но никогда ещё не чувствовал себя настолько униженным и отвергнутым из-за слов Йоханесса. Несмотря ни на что, мужчина всегда старался вести себя сдержанно по отношению к собственному сыну.

— Как скажешь, — тихо ответил Оливер и направился в свою комнату, чтобы собраться в школу.

•••

Barns Courtney — Hellfire

Ольсен был слишком не спокоен, чтобы спокойно работать, не бросая спешный взгляд каждый раз на медленные стрелки часов. Внутри бушевал целый ураган из самых разных эмоций, которые нужно было укротить, обуздать, чтобы Йоханесс вновь научился контролировать себя, однако единственный человек, который мог спасти мятежную душу мужчины, сейчас был слишком далеко.

Киномеханик кусал губы, тревожно ожидая конца этой новомодной дурацкой картины «Чарли», той самой драмы, на которой всегда в зале кто-нибудь плакал. На неё сейчас ходили все, кому не лень, а Йоханесс успел выучить каждую секунду «лучшего фильма года», от которого на данный момент времени мужчину уже начинало тошнить.

Вообще-то Ольсен, человек, который ранее жил в достаточно маленьком городке и до достижения определённого возраста был далёк от кинематографа, так и не смог полюбить фильмы даже самых талантливых режиссёров. Собственно говоря, чтение — это тоже далеко не самое любимое занятие Йенса. Авторы воплощали в своих творениях слишком нереалистичные идеи. И чёрт с ними — с чудовищами, ведьмами какими-нибудь, но вот уж любовь на всю жизнь, бесконечная верность и счастье даже спустя много лет брака — вот это действительно полный бред. Так в жизни не бывает, а с предательством ты никогда не столкнёшься только в том случае, если всегда будешь один (чем Йенс и руководствовался). Фильмы про любовь у него вызывали исключительно тошноту.

А сейчас реальная жизнь и вовсе казалась мужчине интереснее. Едва ли кто-то из современных авторов мог представить в своей голове сюжет, где между ничтожнейшим выходцем из Дании и жестокой, но гениальной американской главой мафии завязывается роман. К тому же, у мафиози есть полноценная семья.

Ольсен не считал себя романтиком и заводил отношения, если те не требовали от него много сил и затрат, если не мешали нормальной жизни и если кое-как способствовали процветанию. Да, он искал выгоду в союзе с женщиной. Что касается всего остального, то Йенс считал себя самодостаточным, чтобы заниматься ребёнком и домом (при этом свободно рассчитывая на помощь родителей) и не нуждался в заботе, совместных прогулках под луной и прочих походах на свидания. Если же мужчина нуждался в женщине как в объекте страстной ласки, то поиск отношений на одну ночь не составлял для него никаких проблем. Впрочем, так было исключительно до рождения Оливера. После появления мальчика на свет, а вернее после того, как Ольсен узнал, что по счастливой случайности успел стать отцом, и после того, как ребёнок оказался переданным в руки Йенса одной высокомерной девчонкой со словами: «Ты заделал, ты и воспитывай», все желания и типичные для мужчины потребности оказались забытыми на долгое время. Видимо, длительное ожидание сейчас дало о себе знать.

Матушка, строгая, но покорно следующая за своим мужем, всегда утверждала, что сыну нужна спокойная, милая и очень добрая девушка. По всей вероятности, такие Йенса совсем не привлекали, даже его единственная и первая любовь — одноклассница Дорта Лайне — лишь до встречи с ним пыталась казаться вежливой и милой, но потом дикий зверь вырвался наружу, и вместе они чего только не творили — подростковые годы, что тут уж скажешь. Мать была в шоке, отец — в гневе, её родители брызгали слюной.

Госпожа и господин Ольсен сдаваться не собирались. По крайней мере, первое время. Сватали красивых девушек, уговаривали найти кого-нибудь даже после рождения сына, потому что мужчине без женской ласки нелегко, потому что сыну нужна нежная и любящая мама.

Оливер никогда не жаловался на отсутствие материнской любви, на всех потенциальных женщин отца смотрел искоса и немного недовольно, стесняясь признаться, что жутко ревнует. Йоханессу тоже женская ласка была нужна не особо, разве что моментами, главное, чтобы во что-нибудь серьёзное она не вылилось.

Отец и мать постоянно ругались, оба — те ещё холерики. Вечные скандалы, ссоры из пустяков. Они друг с другом себя нормально вести не умели, что тут говорить про достойное воспитание в тепле и уюте. Йенс не хотел забивать голову всем этим. Не хотел снова разочароваться, не хотел снова штопать месяцами зияющую дыру в сердце, не хотел делить с кем-то быт, мириться с чьими-то особенностями и желаниями. Ему было достаточно своего сына и очень даже было достаточно ссор с матерью.

У матушки бы наверняка челюсть отвисла, если бы увидела, до чего докатился сын. Постоянно говорила, что после их смерти подохнет и сам, потому что нет у него никого. Его, такого упрямого и упёртого, никто терпеть не станет. Ни одна нормальная женщина, а ненормальная — только скорее в могилу сведёт. В голове матери был чётко выстроен план об