вниз и слегка покраснев. — Я готова отдать всё, честное слово. Я отдам вам обоим всё, что нужно, чтобы помочь. Не злись на Гловера, пожалуйста, он просто… ты же знаешь его? Нарубит дров, а потом жалеет.

Йенс вздохнул: уж он точно знал то, как Томсон любил совершать необдуманные импульсивные поступки. Многим людям был свойственен идиотизм на эмоциях, Ольсен в их числе, только грустно, что от этого идиотизма потом страдают другие. Злиться на брата, впрочем, Йенс не планировал. Гловер даже оказавшись в полной жопе всё равно подумал о том, чтобы помочь Ольсену, да и изначально он ведь даже не обязан был заключать сделку с самой главой мафии ради какого-то там лекарства от астмы. Как ни прискорбно было осознавать подобное, но, кажется, виноват только сам Йоханесс.

— Фрида, — мягко отозвался Ольсен. — Я не злюсь, всё нормально. Не произошло ничего страшного, мы со всем справимся.

— Не говори так уверенно, — испуганно отозвалась Пауэлл, бросив быстрый взгляд в окно, словно ожидала что-то там увидеть. — Я родилась в Детройте, ты всего лишь турист здесь по сравнению со мной. Ричардсон не прощает долгов. Будь уверен, она первая узнала о банкротстве Гловера. То, что она всё ещё не дала о себе знать — определенно какой-нибудь из её очередных гениальных планов. Люди в плащах явятся, когда ты будешь ожидать их меньше всего.

Фрида говорила так, словно рассказывала какую-то страшную историю про демонов или вампиров, в которую сама до дрожи верила и которую боялась даже произносить вслух. Йоханессу даже стало жалко свою подругу. Может быть, она крайне скандальная и тревожная личность, но зато Пауэлл всегда была искренняя в своих чувства и мыслях, в чём Ольсен всегда находил сходство с самим собой. Она умела бояться, она умела любить, она была живым человеком. Но в чём-то Эльфрида была определённо права. Йенс узнает, отчего жители города так боятся «Нацию розы», только если сам переживёт все те трагедии, которыми в течение многих лет щедро «одаривала» их Эрика Ричардсон. Если некоторые даже боятся произносить вслух имя «демонессы из преисподней», то с чего Ольсен взял, что он вне опасности? Права Пауэлл и в том, что мафиози, если не первой, то одной из самых первых узнала о банкротстве Томсона. Иначе почему она так быстро среагировала?

— Я понимаю, что я кажусь тебе параноиком, — нервно усмехнулась девушка, — но ты даже не представляешь, насколько опасен может быть гнев этой стервы, — последнее слово Эльфрида буквально выплюнула.

Одна часть Ольсена прекрасно понимала смысл сказанных подругой слов и подписывалась под каждой мыслью девушки насчёт Ричардсон. Выходит, что Йоханесса просто взяли в сексуальное рабство в обмен на лекарство вместо денег, словно последнюю шлюху с переулка. Но другая, уже полностью поражённая страшной и быстро распространяющейся болезнью, отчаянно спорила с этим мнением, потому что никто не может знать, что на самом деле творится в голове Эрики. Она ведь не такая, каким её видит окружающий мир. Ричардсон, вопреки всеобщему мнению — человек, а не монстр. Ведь так?

— Ты сама сказала, что у Гловера есть нужна сумма. Он просто расплатится с ней, и всё будет хорошо, — соврал Йенс, прекрасно понимая, что скоро правда всплывёт наружу, потому что рано или поздно он запутается во всём дерьме, которое говорит.

— Да, я понимаю, но, — покачала головой Эльфрида, — но мне всё равно страшно. Я изначально не одобряла этого плана. Мне страшно, что Ричардсон вас так просто не выпустит из своих сетей, что потребует что-то ещё…

Голос девушки задрожал, она обняла себя руками, словно пытаясь успокоиться.

Все мысли Ольсена совершить чистосердечное признание исчерпали сами себя.

Вероятнее всего, Пауэлл не станет легче, если она узнает страшную правду. Наверное, ложь, пускай и не такая уж и сладкая, иногда безопаснее.

Йоханесс поднялся со своего места и встал на колени перед Эльфридой, осторожно взяв её за руку, нежными движениями поглаживая мягкую кожу. Невольно в голову залезли мысли о прикосновениях к Эрике, которые Ольсен тут же постарался отогнать куда подальше.

— Хей, перестань, — хрипло произнёс Йоханесс. — Мы выкрутимся, ладно? Не забивай себя так. Всё будет хорошо.

Пауэлл согласно кивнула и спрыгнула со стула прямо в объятия к мужчине, крепко прижимаясь к его груди. Ольсен осторожно поглаживал девушку по спине, осознавая, что впервые за несколько дней почувствовал себя почти нормальным.

— Я люблю тебя, — сиплым голосом сказала Фрида.

— Я тоже люблю тебя, — отозвался мужчина.

•••

После ухода Эльфриды Йоханесс вторую ночь подряд не мог заснуть. Он пустым взглядом смотрел в стену, уже ни о чём не думая и ничего не желая. Пару раз Ольсен находил себя разглядывающим мирно покоящийся телефон. Устройство предательски молчало, не собираясь подавать хотя бы какие-нибудь признаки жизни. Мужчину жутко раздражало то, что, несмотря ни на что, он продолжал ждать звонка от определённого человека.

Она ведьма. Таких девушек не существует, только она одна. Улыбается своими мягкими губами, а потом вьёт сети, пронзает глазами, а затем — холодным лезвием. Ожидание тяготит и пугает. В какой момент Эрика возникнет снова, чего она потребует? Как ему себя вести, чтобы не оказаться умирающим со вспоротым животом? Томимый мучениями, Йенс прикусил губу. Что она вообще в нём нашла, чем он смог привлечь её внимание? Ольсен никогда не считал себя особенным или ослепительно красивым, более того, он прекрасно знал о своих недостатках, и рядом с этой грациозной женщиной мужчина был похож на обезьяну.

Она разочаруется, передумает и убьёт его.

Гловер был прав. До Эрики Йенсу как до космоса, думать о ней глупо и наивно. Ричардсон как героиня из фильма, в которую влюбляются подростки-мальчишки. Как модель с обложки журнала. Любуйся сколько хочешь, но подобраться ближе не сможешь никогда.

Как чувствуют себя люди, у которых медленно съезжает крыша? Им так же душно и тесно, как Йенсу? Им кажется, что контроль над телом и разумом захватывает кто-то другой, посторонний и лишний? В их голове появляются мысли о том, что они тем самым предают близких людей?

Впрочем, конечно, Ольсен знал, что иногда действительно мог заинтересовать какую-нибудь симпатичную женщину, но лишь из-за того, что умел заговаривать зубы, включать что-то, что называли харизмой, и выбрасывать очень много глупых шуток, от которых дамы громко хихикали. Однако к нему никогда не относились как к чему-то серьёзному. На утро, извиняясь, жали плечами и благодарили за хороший вечер, да Йенс, впрочем, и сам никогда не противился, не пытался узнать номер телефона или выпросить второе