Посидев на кровати минут двадцать, я свесиланоги, обула мохнатые тапочки, стоявшие рядом с кроватью, и вышла из комнаты. Вкоридоре было темно и тихо. Заглянув в большую комнату, я убедилась, что тамникого нет и, пройдя мимо родительской спальни, постучалась в комнату Димы.

— Дима, ты здесь?

— Что тебе нужно?

— Можно зайти?

— Заходи.

Поправив фланелевую ночную рубашку, яприоткрыла дверь и постаралась рассмотреть сквозь темноту, где находитсяДмитрий.

— Ты что по дому шарахаешься? — спросил он,немного позевывая.

Дима лежал на кровати и курил сигарету,сбрасывая пепел в пепельницу, стоящую на прикроватной тумбочке.

— Не спится…

— Что это тебе не спится?

— Сама не знаю, в голове такая каша. А тызачем прямо в кровати куришь?

— Я всегда так делаю — я же балкон открыл.

— Можно я немного с тобой посижу?

— Посиди.

Сев на краешек кровати, я послушно сложиларуки на коленях и тихо сказала:

— Я заметила, что ты много куришь.

— И что дальше?

— Вредно же, сам знаешь.

— Не надо учить меня жить.

— И меня тоже — у тебя есть такая дурацкаяпривычка.

— Я хоть тебе умные вещи говорю. А ты…

— А что я?

— Ты своими размышлениями в такие дебризаведешь, мама родная!

— Я всего лишь сказала, что ты много куришь.

— Хочешь, потушу сигарету?

— Хочу.

Дима потушил сигарету, отодвинул пепельницукак можно дальше и сверкнул в мою сторону своими выразительными глазами. Этотвзгляд подействовал на меня каким-то странным образом, и я протянула к Димеруки. Он мне сразу ответил взаимностью и потянулся ко мне всем своим телом. Вэтот миг, совершенно не сговариваясь, мы бросились в объятия друг к другу,словно истосковавшиеся влюбленные. Его поцелуи были горячими, руки — властными,а движения — смелыми и опытными. Вдруг Дима все же на минуту остановился и, отдышавшись,спросил:

— Ты уверена, что этого хочешь?

— Очень.

— А как же твое избитое тело? Тебе не больно?

— Когда ты меня касаешься, то нет, —прошептала я, не скрывая своего возбуждения.

— Чудная ты. Ты точно знаешь, что не будешьзавтра об этом жалеть?

— Знаю, потому что я тебя очень сильно хочу.

А затем я сильно кричала, царапала ему спину ичувствовала яростные и сильные движения его крепкого тела. Мне хотелось егооттолкнуть, но он был непреклонен и, говоря мне ласковые слова, продолжал своедело. Когда все закончилось, я вытерла слезы и прошептала:

— Господи, как больно-то. Я думала, что этоприятно.

Не говоря ни единого слова, Дима освободилменя от своих объятий, сел на кровать и вновь закурил сигарету.

— Почему ты не предупредила меня о том, что тыдевственница? — задумчиво спросил он, делая глубокую затяжку.

— А это имеет какое-то значение?

— Это имеет большое значение. Ты зачем своейдевственностью раскидываешься?

— А что мне с ней, пожизненно ходить, что ли?

— Я думал, ты в постели хоть что-то рубишь. Яи представить не мог, что у тебя ничего ни с кем еще не было. А почему именноя? Тебе нет разницы, кто у тебя будет первым?

— Если бы мне было все равно, то я уже быдавно со своей девственностью распрощалась.

— А как же твой кавалер, завсегдатайвытрезвителя? Он что, с тобой не спал?

— Я ему ничего не позволяла.

— Надо же, какие мы гордые и порядочные! —Дмитрий включил ночник и посмотрел на меня удивленным взглядом. — А что ж вы сним делали, если ты ему ничего не позволяла?

— Самое большое, что мы делали, — так этоцеловались. Тискал он меня и все. С другими спал, а меня берег. Всегда говорил,что за две недели до свадьбы мы это обязательно сделаем, чтобы в свадебную ночьпростыни не пачкать. Правда, когда узнал, что я в Москву уезжаю, сразу захотелменя трахнуть, мол, все равно из Москвы шлюхой вернусь. Я не поддалась на этупровокацию.

— А со мной ты почему согласилась переспать?

— Потому что ты мне понравился, — еле слышнопроизнесла я и добавила: — Почему люди друг с другом спят? Потому что они другдругу нравятся. Да что ты вообще к моей девственности привязался? Считай, чтоее и не было вовсе. Встань с кровати.

— Зачем?

— Я простыню постираю — я ее запачкала.

— Не бери в голову, я ее сам в машинку кину.Не вручную же ее стирать.

— Как знаешь…

Встав с кровати, я быстро надела ночнуюрубашку и со словами «Спокойной ночи» вышла из комнаты. Приняв душ, я легла вкровать и натянула одеяло до самого подбородка. Дима пришел минут через десятьи, постучав в дверь, заискивающе спросил:

— К тебе можно?

— Зачем спрашиваешь, твоя же квартира? Затемон лег ко мне в постель, поцеловал мочку моего уха и прошептал:

— Давай попробуем еще раз. Я уверен, что тебепонравится.

И мы сделали это еще раз. А затем еще и еще.Исчезла боль, и я почувствовала неведомые мне ранее ощущения. Еще недавно ячувствовала себя так, словно мне делают какую-то сложную операцию без наркоза,а теперь во мне пробудилось желание, и я начала понимать, почему люди считаютсекс блаженством.

Среди ночи в нас заиграл зверский аппетит, имы голышом отправились на кухню, для того чтобы проверить содержимоехолодильника. Дима сделал нехитрые бутерброды и принялся кормить меня прямо изрук.

— Проголодалась?

— Как будто месяц не ела.

— Светка, а я тебя случайно не замучил? — Димапосадил меня на колени и кормил так, как кормят маленького ребенка.

— И не жди.

— Послушай, а у тебя хороший старт. Тыскрывала в себе такой потенциал. Да ведь ты же ненасытная.

— Какая есть.