покрытом красной тканью столе.

Почти всех, кто здесь находился, комдив знал в лицо, хорошо помнил, кто где воюет. Знал он и сержанта Павлова. Лишь несколько дней назад, поздним вечером, в сопровождении Наумова генерал побывал в «Доме Павлова». Тогда-то он и увидел впервые знаменитого «коменданта». Павлов стоял навытяжку. Серьезно, почти сурово смотрели серые глаза. Тонкий шнурок усов делал его старше двадцати пяти лет.

— Молодец, сержант! — сказал генерал.

И, обращаясь к Наумову, добавил:

— А вы должны ему помогать. Держите этот дом, крепко держите Здесь очень важная для нас позиция.

Медаль, за которой Павлов прибыл в штаб дивизии, — прямой результат того, что генерал тогда своими глазами увидел в «Доме Павлова». Пожимая теперь руку сержанту, Родимцев не преминул сказать ему несколько теплых слов.

Товарищи устроили Павлову теплую встречу. Начались поздравления, шутки. Каждый норовил прикоснуться к новенькой медали, блестевшей на груди у сержанта.

— Молодец, Павлов! Чего доброго, еще и Героем станешь, — сказал Авагимов, не подозревая, что произносит пророческие слова.

Напряжение в Сталинграде нарастало. Круглые сутки шли ожесточенные кровопролитные бои в районе тракторного завода. Стремясь выйти к Волге в районе «Красного Октября», гитлеровцы бросали в бой все новые и новые силы.

Наступило седьмое ноября.

Работы в этот день прибавилось. Все отлично понимали, что в такой день от противника можно ждать всякое.

В «Доме Павлова» еще раз осмотрели укрепления. Для противотанкового ружья и для пулемета соорудили новые запасные позиции, тщательно проверили оружие, подготовили диски, ленты, гранаты.

Но день прошел тихо. Даже минометный обстрел оказался слабее обычного: немцы выпустили десяток мин и умолкли. В доме шутили, что «концерт» не состоялся.

Как только стемнело, появились гости. Пришел Кокуров, потом Наумов. Начальник штаба полка капитан Смирнов принес гвардейские значки. Старшины позаботились о праздничном ужине. Все, кто мог освободиться от постов — таких оказалось человек десять, — собрались на торжественное заседание.

Мерцают каганцы. Сегодня ради праздника их вдвое больше, а один фитиль, воткнутый в снарядную гильзу, разгорелся, словно факел.

Уселись за письменный стол. Казалось, это президиум большого собрания. А залом была страна. Вся страна слушала в эти дни защитников Сталинграда.

Старший политрук Кокуров говорит о двадцать пятой годовщине Октября.

Доклад его очень короток:

— Вот, товарищи, собрались мы здесь из разных мест. Кто — с Валдая, кто — с Украины, кто — из Абхазии, кто — из далекого Таджикистана, кто — из Татарии… Вот уже сорок с лишним суток, как вы живете тут. Бьете фашистов. Делаете свое солдатское дело, и на вас смотрит Родина! Ведь вы, товарищи, и есть тот утес, про который поется в песне. И еще много таких утесов стоит здесь на Волге, в нашем Сталинграде. Стоят они и на других фронтах. О такие утесы разобьется хваленая гитлеровская армия. И тогда, дорогие товарищи, наступит мир. Поздравляю вас с праздником, товарищи, и да здравствует победа!

Слово берет начальник штаба полка Смирнов. Он зачитывает приказ Родимцева № 44. Командование дивизии напоминает о переживаемых Родиной тяжелых днях и поздравляет тех, кто не допустил врага к великой русской реке…

Большой группе — ста двадцати воинам — командир дивизии объявляет благодарность. Трое из них присутствуют здесь: лейтенант Дорохов, сержант Воронов, солдат Иващенко.

О тех, кто особо отличился, сказано отдельно: «За мужество и отвагу, проявленные в боях за Сталинград, награждаю денежной премией и объявляю благодарность». Таких в дивизии восемнадцать человек, и двое из них сидят здесь за столом: это командир роты Наумов и сержант Павлов.

Смирнов вызывает лучших воинов и передает им личные поздравления генерала Родимцева.

Через все фронты пронес Яков Павлов этот драгоценный листок…

Каждому из них вручается листок тонкой желтоватой бумаги. Получил такой листок и Павлов. На машинке напечатано:

«Тов. гвардии сержанту ПАВЛОВУ

Поздравляю Вас с днем XXV годовщины Великой Октябрьской социалистической революции.

Желаю новых боевых успехов в борьбе с ненавистным врагом. За мужество и отвагу, проявленную Вами в борьбе с немецкими захватчиками, от лица службы ОБЪЯВЛЯЮ ВАМ БЛАГОДАРНОСТЬ. Будьте и впредь стойким до конца. Помните, что к нашей героической борьбе прикованы взоры и надежды всего нашего народа.

7.11.42 г.

г. Сталинград».

И простым карандашом размашистая подпись: «РОДИМЦЕВ».

После торжественной части капитан Смирнов положил на стол свою пухлую полевую сумку. Люди один за другим поднимались со своих мест, подходили к нему, и на их гимнастерках загорались алые флажки с гордым словом «Гвардия».

Потом начальник штаба идет на посты. Он обходит поочередно бронебойщиков, минометчиков, опускается в дровяник, где возле «максима» дежурит весь пулеметный расчет.

Непривычная тишина стоит в этот час над площадью. Лишь ухают далекие пушки, да зарево не прекращающейся в районе заводов битвы отражается в гонимых ветром густых облаках.

В конце тоннеля, проложенного под площадью, напряженно вслушиваются в коварную тишину два гвардейца — Глущенко и Мосияшвили. Это секрет — самая близкая к врагу точка обороны. Впереди своих нет.

Но вот рядом появляется начальник штаба полка. Он шепотом поздравляет воинов с двадцать пятой годовщиной Октября и вручает им гвардейские значки. Глущенко и Мосияшвили молча принимают маленькие картонные коробочки.

После торжественной части, как и полагается, состоялся концерт. Снова — в который раз! — зазвучали любимые песни и про степь широкую, и про утес…

Когда кончилась пластинка, Кокуров поднял руку:

— А теперь, друзья, споем про утес иначе, по-сталинградски!

И в воцарившейся тишине раздался его густой баритон:

Есть на Волге утес, он бронею оброс, Что из нашей отваги куется. В мире нет никого, кто не знал бы его, Он у нас Сталинградом зовется…

Затишье на площади продолжалось недолго. На рассвете из дома военторга зазвучал громкоговоритель:

— Рус! Почему не играешь? Скучно на пустой живот? Иди к нам, покушать хлеб…

— Сейчас услышишь