— То-то и оно, что саперное… — Дронов выразительно посмотрел на Наумова, и у того кошки заскребли с новой силой. — Ну, что ж, домовладелец, веди в свои апартаменты!

В эту ночь бодрствовали все. Даже чулан, заваленный ватой, куда обычно забирались на полчасика «соловьиного сна», в эту ночь пустовал. Немец энергично постреливал, часто рвались мины, раздавались пулеметные и автоматные очереди.

Пытаясь нащупать вражеский пулемет, Рамазанов и Якименко лежали со своей бронебойкой на втором этаже. Туда к ним и пришел Дронов.

Как раз заговорил немецкий пулемет. Якименко прицелился и послал еще одну пулю туда, откуда выпорхнул и лег над площадью яркий пунктир трассирующей очереди. Вражеский пулемет не умолкал. Огненные строчки продолжали вылетать откуда-то из темноты, и пули еще чаще забарабанили по израненной стене.

— Знову куряче вымя, свинячи рожки, — отодвигаясь от ружья, проговорил с досадой Якименко. — На, Бухарович, лягай ты…

При виде такого искреннего огорчения Дронову захотелось подбодрить этих людей.

— Не робей, дружок, — ласково сказал он, — с третьего не попал — с пятого попадешь… Главное, чтоб Гитлер голос твой слышал, чтоб знал — нет ему тут житья…

Тем временем за ружье лег Рамазанов. Он долго целился, а выстрелив, вопросительно посмотрел на лежащего рядом капитана. Огненный пунктир, который еще секунду назад струился над площадью, внезапно погас.

Неужели попал?

— Ось и получив фриц по уху! — воскликнул Якименко и победно посмотрел на комбата. — Ай да Бухарович, ай да хлопец!

— Этот фриц, пожалуй, готов, — поддержал Дронов. — Да вот беда — не один он там. Будем считать это задатком — дело впереди…

Потом Дронов спустился в дровяник. Жуков уже успел подробно доложить ему о том, как укрепились пулеметчики, и теперь комбат решил лично проверить все — и сектор обстрела, и тоннель, проложенный под площадью к запасной огневой точке. Людей из пулеметного расчета — кроме Афанасьева, человека в батальоне нового — комбат помнил еще со времен заволжского резерва. Лучше других знал он бравого пулеметчика Илью Воронова. Ему врезалось в память, как этот застенчивый парень с повязкой на глазах разбрасывал детали «максима», чтобы потом вслепую же быстро собрать пулемет. Свой коронный номер он неизменно демонстрировал новичкам, горячо доказывая, что сборка пулемета с завязанными глазами вовсе не баловство и не «фокус», а жизненная необходимость.

Осмотрев дровяник, слазив в тоннель, комбат похвалил пулеметчиков. Особенно понравился Дронову водопровод — хитроумная выдумка Ильи Воронова и Алексея Иващенко.

У водопровода была своя история. Все началось с того, что Бондаренко, на чьей обязанности лежало обеспечение пулемета водой, собираясь однажды в очередной рейс, громко вздохнул:

— И чего к Волге тащиться, когда вода — вот она, рядом.

Он имел в виду глубокую воронку на площади, как раз напротив пулеметного гнезда. С началом осенних дождей воронка постоянно наполнялась водой.

— А ты попробуй, достань, — кивнул в сторону амбразуры Свирин. — Лучше пять раз к Волге сходить…

Он был прав. Пробираться по густо простреливаемой противником площади — мало радости.

Бондаренко еще раз вздохнул и с двумя пустыми ведрами в руках поплелся к ходу сообщения.

— Ребята! А Бондаренко ведь дело говорит, как медные котелки, дело, — вмешался Воронов. — А ну, Иващенко, тащи трубу, да подлиннее!

Иващенко мигом понял замысел командира отделения. Вскоре он вернулся с несколькими кусками водопроводной трубы, оставшимися от системы центрального отопления. Весь день Воронов и Иващенко слесарили, а ночью вдвоем полезли к воронке. Провозились немало — мешали вспышки ракет и минометный обстрел. К трубе приладили кран, и вода из воронки стала поступать, как из заправского водопровода.

Уходя, комбат еще раз похвалил пулеметчиков:

— С головой воюете, молодцы!

Напоследок Дронов побывал в той части подвала, где обитали жильцы.

— Как вы тут с ними? — спросил он, пробираясь по узенькому коридорчику вслед за уверенно шагавшим в темноте Павловым.

— Живем в мире, товарищ капитан, не ссоримся.

Приглушенный шум боя доходил и сюда, но теперь никто из жильцов на стрельбу уже не обращал внимания. За долгие недели тут свыклись со многим. А по мере того как оборона дома крепла, росла и уверенность, что солдаты, сумевшие остановить дошедшего до самой Волги врага, конечно, ни за что не дадут в обиду советских людей. В этот ночной час подвал был объят глубоким сном. Только страдавший бессонницей Матвеич сидел, по своему обыкновению, возле помигивающего каганца над книгой — чтивом его щедро снабжала Ольга Николаевна. Старик и не заметил, как приоткрылась дверь. Отгородив ладонью заплясавший огонек, он продолжал читать.

Дронов не стал тревожить измученных людей и в помещение не зашел.

— А все же придется с ними распроститься. За Волгу их надо отправить, — словно раздумывая вслух, сказал комбат, плотно закрывая дверь.

— Мы бы рады, товарищ капитан, — ответил Павлов, — да ведь не пойдут…

— Пожалуй, верно… не пойдут. А если припугнуть? Мол, уходим.

— Срамиться неохота, товарищ капитан, да и не поверят.

— И правда, срам… А ты скажи им: дом взрывать будем. Так, мол, боевая обстановка требует. И действуй.

Комбат принял решение:

— Даю сутки. Чтоб завтра ночью никого из гражданских тут не оставалось!

Тяжело, конечно, было идти на такое. Но приказ есть приказ.

— Что ж это ты, сынок? Столько продержались, а все-таки, выходит, ирод одолел? — с горечью спросил Михаил Павлович, услышав, что дом будут взрывать.

— Не горюй, папаша! Новый отстроим не хуже, — утешал его Павлов.

Сталинградцы отстроили «Дом Павлова», и выглядит он лучше прежнего…

Фото Н. Грановского.

Черноголов, Мосияшвили, Сабгайда, Сараев, Шкуратов и еще кто-то свободный от дежурства помогли жильцам собраться в путь. Детишек снабдили на дорогу сахаром.

Павлов сам обходил помещения, заглядывал под нары.

— Это чьи там валенки? Скоро зима — понадобятся. Не твои, Андреевна? — спросил он жену Матвеича, суетившуюся вместе с внучкой возле узла.

— Мои, сынок, мои… Спасибо, что напомнил, дай тебе бог здоровья…

Она, как и все здесь в подвале, привыкла, что всякий раз после обстрела этот худощавый, с неласковыми серыми газами человек хоть на минуту, да появлялся в их убежище.