Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В паре метров от спасительного защитного купола лагеря я понял, что либо мы сейчас все будем покусаны, либо я что-то предприму. Тайвин с лаборантами нам не поможет, все первопроходцы, как и шестеро бодрствующих апостольцев, у меня под рукой, еще трое промышленников мирно спят, а наши аналитики наверняка ни черта не видят и не слышат, у них своих дел полно, и за нами они круглосуточно наблюдать не будут. Только Алан мог бы помочь теоретически, но я собственноручно вырвал у него все клыки перед отлетом, обезоружив экспедицию.
— Ром, затаскивай всех вовнутрь. Быстро! — Берц покосился на меня, выражая неодобрение отчаянному демаршу, но подчинение приказам у него было вшито на подкорке. Он увесистыми подзатыльниками поторопил промышленников. Те, хоть и зверски устали от адреналина и веса аппаратуры, ласточкой влетели под радужную пленку.
Я же пошел навстречу суккубе в чем был — тонкой облегающей подстежке под броню и сапогах, расстреливая животному в морду остаток игл с парализантом. Суккуба обескураженно шипела и пятилась — нападение потенциальной жертвы для нее оказалось в новинку. Пока зверь удивленно промаргивался, я шустренько показал ему спину и скачками понесся к лагерю.
Последним отчаянным рывком я уже было ввалился под купол, но тут суккуба сделала и ход королевой — прыгнула и цапнула меня за ногу. Я взвыл и со всей силы пнул животное прямо в усатую морду — суккуба, ощерившись, зашипела, но отвалилась.
Я же невероятным усилием воли втянул укушенную конечность под тонюсенькую спасительную преграду и мгновенно отрубился — яд у твари оказался отменным.
* * *
Пришел я в себя глубокой ночью — вокруг шелестела ночная насекомая жизнь, а я валялся под импровизированным шатром полевого госпиталя — ребята поставили мне открытую палатку вне жилого блока.
Рядом обнаружился укоризненный Берц.
— Опять ты всех спас, — не то спросил, не то констатировал Роман.
Я покаянно вздохнул.
— А что, у меня был выбор?
— Выбор есть всегда. — Умудренный военным опытом первопроходец улыбнулся уголком рта. — Но сейчас ты сделал все верно. Нам повезло с тобой, а тебе просто так повезло. Ты, во-первых, недавно прививку обновил, во-вторых, за комплектацией аптечек следишь. Не будь у нас анатоксина от яда суккубы… Не надоело тебе геройствовать?
Я приподнялся на койке, поморщился — укус отозвался неприятным покалыванием под повязкой на ноге — и улыбнулся в ответ.
— Ты что, как такое замечательное занятие может надоесть.
— Ты б поосторожнее. — Берц положил мне на плечо тяжелую ладонь. — Ладно, отсыпайся. Как выспишься, приходи, завтра никуда не пойдем. Надо будет подумать, что делать.
Я согласно покивал и похвалил своего заместителя:
— Это ты правильно сделал, что меня отселил. Ребятам надо отдохнуть хорошенько, а не вокруг меня прыгать. Медицинская возня посередь ночи кого хочешь разбудит.
Берц посмотрел на меня таким долгим и таким укоризненным взглядом, что я почти смутился.
— Что?
— До чего ж ты себя не любишь, — покачал он головой. — Мы тебя не выгоняли, мы тебя не хотели тревожить. И ребята в курсе, как ты любишь ночевки на открытом воздухе.
Вот теперь я действительно смутился. Пробормотав что-то благодарственное, удобно устроился и сделал вид, что сплю. А потом и правда заснул, и всю ночь то я гонялся за суккубой, то она за мной, и во сне пережитая реальность причудливым образом перемешивалась с воспоминаниями.
Интерлюдия 6
Первый блин, как говорится
Первый выход в пространство Шестого мира я провалил. Правда, мир был иллюзорный — никто без дополнительной подготовки нас пускать в его стеклянные дебри, разумеется, не стал, и тренировочные выходы проводились в спортзале, на базе голопроекции пространства вокруг части.
Проваливал я и все последующие. Куда бы меня ни ставили — во главе группы, в середине или в конце, я все время отвлекался. Вместо того, чтобы держаться в сплоченном коллективе, способном отразить опасности мнимые и настоящие, я фокусировал внимание не на своих коллегах по тренировке, а на мире вокруг. В результате откуда-нибудь сбоку или сзади выбегала странная игольчатая гепардоподобная зверюга и сосредоточенно грызла парней, пока я в стороне упоенно рассматривал какую-нибудь мелочь.
Мешало мне чуть более чем все — и необходимость облачаться в тяжеленную экзоброню, и обвешиваться боезапасом, и куча инструкций по безопасности, а также протоколов действий на каждый чих, и наполнение групп.
Почему-то высокое начальство считало, что по чуждому миру люди обязаны ходить гуськом и ввосьмером, мне же казалось, что так мы тратим время на ненужный присмотр друг за другом вместо прямого дела, ради которого нас и готовили — изучения мира. Выходу к двадцатому я научился сдерживать порывы сбежать в сторону, чтобы глянуть во-о-он на ту тварюшку, но чувствовал себя как потухающий фитиль свечи. Соблюдение правил убивало суть соприкосновения жизни углеродной и кремнийорганической, и я физически чувствовал давление шор, которыми мы сами себе закрывали глаза. Я был не против правил и инструкций, но против их количества и того, что они должны идти перед нами. Получалось, что не мы первопроходцы, а бюрократия, идущая впереди и немного поперек, как водится.