Лиза с сомнением покачала головой.

- Я боюсь, ты не успеешь… Тогда все напрасно, мыупустим того, с кем он встречается. Ну что за необходимость уезжать?

- А что мне, в машине торчать? - рассердился Боровенко.- Время идет, а у нас ничего не двигается. Надо же делать что-то, шевелиться…

- Давай вместе пообедаем, - в ее голосе звучала мольба.- Мне страшно одной… И потом, мы с тобой так давно не были в ресторане вдвоем,все в каких-то компаниях, или на корпоративных вечеринках, или дома сидим.Пойдем вместе, а?

- Ты только за удовольствиями гоняешься, а дело ктобудет делать? - зло бросил Слава.

Он и сам понимал, что несправедлив, но подслушанная недавносцена между писателем и старой нянькой совершенно выбила его из колеи. Мысли оматери постоянно лезли в голову, и не столько о матери, сколько о том, что Лизавиновата, виновата, виновата… Да еще эта головная боль, не отпускавшая с самогоутра. Он хотел побыть один. Во всяком случае, без жены.

- Иди в ресторан. Если что, позвонишь.

Лиза покорно вышла из машины и перешла на противоположнуюсторону улицы. Слава смотрел ей вслед и как-то отстранение, несмотря нараздражение, в который уже раз удивился ее красоте. Словно не прошло двадцатидвух лет в замужестве, словно не было Юрки и еще двух беременностей, когдадетей не удалось сохранить. Второй мальчик умер через два дня после рождения, адевочку Лиза не доносила, родила мертвой шестимесячной. Никаких фитнес-клубов,никаких массажей и специальных гимнастик, ничего этого Лизе не нужно, она и такхороша от природы, что, казалось, любое усовершенствование этого тела и этоголица могло их только испортить. "И почему я ей изменяю?" - совершеннонекстати подумал Слава.

Сквозь широкое окно он видел, как Лиза сняла плащ, отдалавысокому юноше в черно-серой униформе и прошла в зал. Слава знал, что она всесделает как надо: и стол выберет такой, чтобы видеть Богданова и егособеседника, но чтобы не бросаться им в глаза, и заказ сделает правильный, унее большой опыт по этой части. Наверняка в тот момент, когда нужно будетуходить, все окажется съеденным, а счет - оплаченным. Он еще немного посидел,прикрыв глаза и пытаясь утихомирить стучащую в затылке боль, потом включилзажигание и тронулся.

Наблюдение за домом, где жили Славчиковы, ничего нового непринесло. Няня привела из школы старшего из мальчиков, минут через тридцатьприскакала дочь Катерины, не прискакала даже, а приплыла в обнимку сдлинноволосым, стильно одетым юнцом, вместе с которым вошла в подъезд. Судя потому, что из подъезда кавалер вышел минут через десять, они там еще ицеловались.

А вот и Василий Славчиков, младший соавтор. Не иначе как кмачехе на блины пожаловал, время-то самое что ни есть обеденное. Пешком пришел,машину так и не забрал из сервиса. И как не мерзнет в такой легкой курточке, всвитере и то теплее было бы!

Около трех часов Боровенко решил, что пора выдвигаться всторону ресторана. Если писатель назначил встречу на три, а сам явился вполовине второго, толкуется такой расклад совершенно однозначно: он собираетсяпообедать в одиночестве, а со своим знакомым, которому не велено домой звонить,только кофе выпьет, стало быть, разговор не предполагает быть долгим. Славадолжен быть возле входа в ресторан "Старая Вена" самое позднее вполовине четвертого, а лучше - пораньше, чтобы не упустить незнакомца. Навсякий случай он позвонил Лизе:

- Ну как там?

- Пока никак, - спокойно ответила она, что-тодожевывая.

Боровенко попытался представить себе, как она есткакое-нибудь изысканное блюдо, и тут же сморщился от нового приступа боли взатылке. Нет, о еде он определенно даже думать пока не может.

- То есть никто пока не пришел? - уточнил он.

- Пока нет.

- Хорошо. Я скоро буду.

И в этот момент из подъезда вышел Василий. Прошел несколькошагов, остановился и вытянул руку, пытаясь остановить машину. Слава потом долгоне мог понять, зачем он сделал то, что сделал. Непонятно, какому порыву онподдался, а может, это был не порыв, а инстинкт, но, как бы то ни было, онподъехал к молодому человеку и притормозил.

- До Кудринской площади подбросишь, командир?

- Садись, - кивнул Слава.

Придется сделать крюк, но небольшой, думал он, выруливая изпереулка. От Кудринской площади по Садовому до поворота к площади трех вокзаловон доедет минут за пятнадцать, а там до ресторана рукой подать. Он успеет. Затопоявляется возможность разговориться с Василием и, вполне вероятно, узнатьчто-нибудь интересное.

Но надежды не оправдались, пассажир был молчаливым,погруженным в какие-то свои мысли, и ни одна робкая попытка Славы Боровенкозавязать разговор успехом не увенчалась. В кармане зажужжал мобильник, звонилаЛиза.

- Ты где?

- Еду. Гость пришел?

- Да. Женщина.

- Меню смотрела?

- Нет, заказала сразу. Наверное, только кофе или чай.Слава, приезжай быстрее.

- Еду-еду.

И в этот момент они попали в пробку. В глухую,непробиваемую, какие обычно случаются в час пик, ближе к вечеру. Боровенкозанервничал, минуты таяли почему-то быстрее, чем когда в нетерпении ожидаешьчего-то, стрелка на часах, казалось, ускорила темп и несется по циферблату какбешеная, вот уже двадцать минут четвертого, двадцать пять, двадцать семь, а онипродвинулись всего метров на сто. Черт! И зачем он затеял эту дурь с Василием? Еслибы не нужно было ехать мимо Кудринской площади, он выбрал бы совершенно другоймаршрут и уже давно стоял бы у ресторана. И место такое дурное, шесть полос,машина Боровенко стоит на четвертой, и никуда отсюда не денешься, к тротуару неприпаркуешься, иначе можно было бы бросить автомобиль, добежать до ближайшейстанции метро и доехать до "Красносельской", а там схватить частникаи договориться с ним, чтобы повозил. За хорошие деньги найти водилу непроблема. Но до тротуара добраться никак невозможно, машины стоят плотно, илюбой маневр создаст только дополнительные трудности.

Стрелка на часах перевалила за половину четвертого и быстродвигалась вверх. Запертые в пробке машины истерически гудели, и от этихнадсадных раздражающих звуков головная боль становилась просто невыносимой.

А Василий сидел спокойно и молча о чем-то думал, словно и неторопился никуда. Может, и вправду не торопился, и машину поймал не оттого, чтоспешил, а просто неохота ему было пешком топать да в метро трястись.

Телефон в нагрудном кармане куртки снова зажужжал. В голосеЛизы Слава услышал отчаяние:

- Ты где? Они уже уходят.

- Лиза, я в пробке застрял, - виновато произнес он. -Намертво. Мы вообще не двигаемся.

- Что же делать?