об Овчинине? — воскликнул Иннокентьевский. — Вы с ним не справились, потому что он…

— Мне просто помешали! — оборвал его Топорков. — А вам не об Овчинине сейчас надо думать, Исидор Маркович, а о себе самом. У вас есть шанс выжить, понимаете? Воля ваша — можете отказаться. Но тогда я разряжу оба пистолета в вас. Хотите так?

Иннокентьевский молчал. Со стороны могло показаться, что он впал в ступор, но на самом деле он лихорадочно размышлял. Что делать? Кричать? Едва ли кто-то услышит… И дернуло же его сегодня не уйти вместе со всеми!.. А если убежать?

Режиссер наконец очнулся и взглянул на терпеливо (пока еще терпеливо) ожидающего Топоркова. Нет, он не шутит. При попытке побега запросто выстрелит в спину… Да и какие могут быть шутки, если он стольких уже укокошил…

— Исидор Маркович, — сказал наконец актер, — вы испытываете мое терпение… Кстати, забыл сказать — может, хоть это вас немного обрадует — один из пистолетов не заряжен. Пуля только в одном из них, понимаете? Я сделал это чтобы полнее соответствовать первоисточнику. Если помните, драгунский капитан, будучи секундантом Грушницкого, зарядил только его пистолет… Правда, Печорин оказался в курсе этой нечистой затеи и перед самым своим выстрелом настоял на том, чтобы и в его пистолет положили пулю… Но я рассудил, что это слишком натянутый ход: здесь Михаил Юрьевич, признаться, дал слабину… И раз уж мы стреляемся не на скале, то хотя бы обойдемся без этих лермонтовских поддавков, в которые автор играл со своим героем…

Внимательно слушавший Иннокентьевский решил наконец возразить:

— Вы бы хоть определились, чего хотите? Наибольшего соответствия роману, как вы сказали, или вольного с ним обращения?

— Ну, не придирайтесь, Исидор Маркович, — поморщился Топорков. — Зачем это? Я же предоставляю вам шанс, можно сказать, на выживание. В награду за ваше мужественное поведение перед лицом смерти…

Иннокентьевский почувствовал в этих словах издевку и немного разозлился.

— Я вам не верю! — выкрикнул он.

— Чему вы не верите? — наклонил голову Топорков.

— Что вы зарядили только один пистолет!

— Зачем же мне лгать? — развел руками актер. — Начнем драться, и вы сами убедитесь, что это правда. Если ваш пистолет не выстрелит…

— А если выстрелит? — быстро спросил Иннокентьевский.

— Тогда вы победили.

— И я могу выбрать любой?

— Безусловно. — Топорков в третий раз протянул коробку с пистолетами к самому носу режиссера. — Прошу. Они ничем друг от друга не отличаются, за исключением того, что пуля только в одном. Берите. Курки уже взведены…

65

Иннокентьевский долго смотрел на пистолеты. В конце концов медленно потянулся к одному из них.

«Я не стану брать, я не собираюсь в этом участвовать, это безумие…» — повторял режиссер, на этот раз про себя, словно ему было совестно обнаружить свою слабость перед лицом убийцы.

Как будто помимо его воли, рука Иннокентьевского все-таки схватила один из пистолетов (он взял не тот, который был к нему ближе), и Топорков удовлетворенно воскликнул:

— Брау, брау!.. Это, помните, у Тургенева — в «Записках охотника», что ли, — какой-то герой так восклицал… Впрочем, нынче на повестке дня Лермонтов.

Топорков взял второй пистолет, поставил коробку на пол и принялся пятиться назад, отсчитывая десять шагов.

Иннокентьевский понуро смотрел на него. Его руки повисли безвольно, как плети.

— Ну же, господин Грушницкий! Прошу вас, стреляйте! — услышал режиссер бодрый голос. Словно очнувшись, он осознал, что напротив него стоит человек с пистолетом, который называет его чужим именем и желает, чтобы он, Иннокентьевский, в него выстрелил.

«Но с какой стати? — мучился режиссер. — Зачем?.. А может, выстрелить в воздух? То есть в потолок… Надеюсь, пуля не отрикошетит мне в голову… Впрочем, может, этот негодяй как раз и ждет, чтобы я выстрелил в воздух?.. А сам потом преспокойно меня застрелит…»

— Стреляйте! — уже громче и настойчивее потребовал Топорков.

Иннокентьевский обессиленно стал поднимать свой пистолет, но, так и не приведя его в горизонтальное положение, опустил руку обратно и с видом мученика проговорил:

— Не могу…

— Трус! — рявкнул противник.

«Ладно, ладно… — Режиссеру показалось, что в этот миг он все-таки набрался решимости. — Надо стрелять, пока я готов… Он все равно не отстанет… Выстрелю, потом пусть делает, что хочет… Мне уже будет не важно… Не важно и не нужно…»

Иннокентьевский вскинул руку с пистолетом прямо перед собой и, не прицеливаясь, надавил на спуск…

Ничего не произошло. Только в пистолете что-то негромко щелкнуло.

Режиссер, точно отказываясь верить, еще раз поспешно взвел курок и нажал на спуск, на этот раз держа оружие дулом вверх. Результат был тот же. Пистолет был без пули.

— Брау, брау! — снова не к месту процитировал Тургенева Топорков. — Теперь, стало быть, моя очередь…

Актер вытянул руку с пистолетом. Иннокентьевскому почудилось, что он метит ему прямо в переносицу, и режиссер почему-то зажмурился…

Раздался выстрел — Иннокентьевского что-то резко толкнуло в сторону. Он кубарем покатился на пол. Его бок — режиссер не мог сейчас сосредоточиться и осознать, какой именно бок: правый или левый, — терзала невыносимая боль. Корчась на полу, он потянул руку к ране, и ему показалось, что она потонула в густой вязкой массе…

«Куда это он меня? Куда? Я умираю…» — думал Иннокентьевский и старался держать глаза закрытыми. Ему почему-то вдруг подумалось, что если он закроет глаза, то тут же умрет…

Над раненым склонился безжалостный визитер в фуражке.

— «Скорую»… «Скорую»… — Губы режиссера с трудом двигались. — Врача… Пожалуйста… Скорее…

— Я избавлю вас от мук, господин Грушницкий, — негромко произнес Топорков. — Вы упали со скалы и разбились. Но, к сожалению, еще не умерли. Мой долг — докончить начатое.

Иннокентьевский хотел было загородиться от убийцы руками, возразить, но силы уже отказывали ему.

В ужасе режиссер наблюдал за тем, как его противник взвел курок, наставил пистолет в грудь раненого и выстрелил.

Когда дым рассеялся, режиссера Иннокентьевского уже не существовало.

66

Майор Жаверов никак не мог избавиться от гнетущего чувства вины. В тот вечер, когда убивали Иннокентьевского, он допоздна прогулял с девушкой, вместо того чтобы предупредить всех, кого можно, об опасности, угрожающей режиссеру.

Конечно, просто так совпало, что именно в этот вечер майору неоткуда было позвонить… Но разве не обязан он был любой ценой отыскать действующий аппарат как можно скорее? Однако он махнул рукой, понадеялся на авось, тем более что рядом была девушка, красивее которой Жаверов никогда раньше не встречал.

«Хорош, хорош! — не уставал мысленно терзать себя майор. — Прельстился барышней и забыл о долге!