прикрыл вход в убежище. По-пластунски пополз вовнутрь. Плечо горело, все тело передергивалось от болевых вспышек. Под животом он ощущал жидкую грязь. Видно, пока озеро не распростилось с водой, этот сток был затоплен, его нельзя было увидеть с берега, и о нем никто не знал.

Силы иссякли, ползти было невмоготу. Павлуха перевернулся на спину и зубами, помогая здоровой рукой, разорвал на себе сорочку. Перемотал рану, чтобы унять сочившуюся кровь. На это ушла последняя энергия, и он впал в беспамятство. Сколько так пролежал — не знает. Судя по тому, что очнулся в непроглядной мгле, наступила ночь. Из отверстия, от которого он отполз всего на четыре-пять саженей, тянуло холодом. Павлуха возблагодарил того, в кого не верил, за избавление от смерти и задумался: а что теперь? Вылезать обратно в котловину посчитал неумным. Слабость гнула его, не давала подняться. Поверху до крепости не дошлепать — он и на откос взобраться не в состоянии. А басмачи, если они шастают около, живо наскочат и довершат казнь.

Дня два или три Павлуха отлеживался. У него начался жар, потом начал бить озноб, колотила лихоманка, он уж и не чаял выжить. Рассудив, что и так и так помирать, принялся продвигаться в нору. Она оказалась не звериной — расширилась, явила стенки и верхнее перекрытие из кирпичных брусков. По ним стекала вода, она была чуть солоноватой, но, если не привередничать, то годной для питья. В кармане у Павлухи завалялся сухарь — это было все, чем он подкреплялся, держа путь в неизвестность. Подначивал себя увереньем, что куда-то этот тоннель должен привести. Иначе зачем бы его проложили?

Но рок насмехался над ним: вызволив из бандитских лап, завел в самый что ни на есть тупик. Павлуха не помнил, какой это был день, счет времени потерял сразу после ранения. Подземный ход позволял идти в рост, но ему невмочь было подняться, и он полз, изгибаясь всем телом. И какое жесточайшее разочарование испытал, когда напоролся на завал из камней и песка. Заревел, зарыдал, размазывая слезы, впал в буйство, из последних сил колотя в кирпичи. Тут-то его и услыхал Вадим.

Происхождение тоннеля объяснялось просто. Крепость, по-видимому, строилась изначально не как надгробный обелиск, а как фортификационное сооружение, и не обошлась без хитростей. В те века озеро могло иметь уровень ниже входа в подземелье и к тому же быть пресным. Это позволяло защитникам совершать вылазки за водой, что при длительной осаде давало им неоспоримое преимущество, не говоря уже о том, что таким образом они могли пробраться во вражий тыл и произвести контрудар.

Позже крепость потеряла свое военное значение, превратилась в могильник и, в конце концов, была позабыта. Вследствие сейсмического толчка или просто от времени подземный ход на одном из участков разрушился, сообщение было прервано, и это едва не стоило Павлухе жизни. Впрочем, «едва» не считается. Выжил и выжил. С подачи поработителей-англичан на Востоке прижилась поговорка про таких счастливчиков: родился в чепце.

Вадим поздравил его и переключился на более существенное:

— Как по-твоему, что они сделали с Враничем?

Павлуха икнул. При воспоминании о событиях на озере ему снова стало нехорошо.

— Та хлопнули его, как пить дать…

— Но мертвым ты его не видел?

— Та шо мне было видеть? Я с-под земли носа не казал. А Вранич… От него, поди, уж и костей не зосталось…

Говорили громко, и на звук голосов потянулись разбуженные ханши. Спросонья им, наверное, примерещилось, что возле крепости бродят лазутчики, и они вышли, вооружившись чем попало, — своими хоккейными клюшками. Встали в отдалении, уставившись сквозь чачваны на Павлуху, которого считали убитым или пропавшим навеки.

Он закашлялся, приложил ладонь к кровавой перевязи. Вадим переглянулся с Гулей.

— Его надо в крепость. Дай мне свою паранджу. Р-расстелем, положим его сверху и перенесем.

Прежде чем она успела ответить, он взялся снизу за ее одеяние и потянул его к вороту. Паранджа завернулась, Гуля прижала ее рукой.

— Ты что? — не понял Вадим. — Тебе это хламье жалко?

Диво, но он не проявил наблюдательности и чуть не прошляпил главное. А вот Павлуха, хоть и был не в форме, мигом сообразил, что к чему.

— Они… тигры!

— Какие тигры?..

Вадим, преодолев сопротивление Гули, дернул паранджу кверху и увидел вытканные на изнанке клыкастые морды.

Инструктор Перепелкина швырнула ему в лицо догоравший факел и не хуже газели отскочила на добрую сажень. Вадим неосознанным, скорее, заученным движением отбил огненный снаряд, тот упал на песок, но не погас.

Гуля была уже с револьвером, он как будто вырос из ее руки.

— Совсем сбрендила?.. — забормотал Вадим. — Убери!

— Это они! — заблажил Павлуха на всю пустыню. — Керимовы суки!

Он и про рану забыл, и про слабость. Вспрыгнул, метнулся сдуру к дыре, откуда только что выбрался. Меткий выстрел уложил его наповал.

И тут до Вадима дошло. Олух царя небесного! Это же все сплошная обманка. Если паранджу вывернуть, она станет зловещим бандитским облачением. А девушки, которых он держал за слабосильных и плаксивых дурынд, — это и есть воинство Керим-бека.

Но как же искусно они прикидывались! Распускали нюни, ластились к нему, играли в жриц любви. Никакие они не жрицы, а беспощадные убийцы. Даже клюшки у них в руках — не спортивные принадлежности, а ножны. Взмах — и из деревянного нутра высвобождается тонкая шашка. Ею и проткнуть можно насквозь, и голову отсечь при умелом владении.

Он должен был раскусить их раньше! Сам же дивился, с какой удалью и выносливостью гоняют они мяч по жаре. Хоккейные тренировки были всего лишь разминкой, а заодно и отвлекающим маневром. Кто распознает в девочках-спортсменках безжалостных изуверов? Они — это настоящие пустынные волки в овечьих шкурах. Жилистые, гуттаперчевые, быстрые, как серны, — чем не воины? От таких бы и Чингисхан не отказался.

Без сомнения, у них где-то недалеко есть база. С едой, водой, лошадьми и боеприпасами. И как Вадим, с его-то прозорливостью, поверил, что они больше недели продержались ввосьмером без пропитания и на считанных глотках воды? При этом не ослабли, а Гуля-Гюльчатай даже румянец не утратила.

Они сгрудились вокруг него, шашки вычерчивали в воздухе параболы, сверкая в отблесках упавшего факела.

— Тише, тише! — Вадим поднял руки. — Р-разберемся?

— Положи револьвер, — приказала Гуля.

Она разом перетворилась в Снежную Королеву — стылую, неприступную. Вадим уронил «Коломбо-Риччи» дулом в песок. Засор обеспечен. Если кто и подберет, то выстрелить не сможет, а в худшем случае забитый ствол взорвется и оторвет руку к чертовой матери.

Он думал вот о чем.