оно работает. Как вы понимаете, все эти страшные неприятности могут случиться с каждым из нас в любом возрасте. Никаких подозрений не возникнет.

– Это прекрасно. То есть, конечно, ужасно…

– И вот еще что. Не мог смотреть, как вы мучаетесь. Это уже для вас, держите. Средство от потливости. Одышка тоже уменьшится. Чтобы она ушла совсем, надо постараться. Сбросьте вес, мой вам совет. А от потливости оно вас избавит.

– Как неожиданно. Даже не знаю, как мне благодарить вас.

– Знаете. Второе средство входит в стоимость. Небольшой бонус.

– Но…

– Что-то не так?

– Они в одинаковых пузырьках… Они одинаковые.

– А это еще один бонус. Можете заодно сыграть в русскую рулетку. Положите в карман и вытащите на выбор. А там уж – кому что.

– Не перестаю восхищаться вами. И вашим чувством юмора, ха-ха. Изящная шутка, ничего не скажешь. Ну надо же, как вам это пришло в голову?

– Почему же шутка? Я предлагаю такой выбор многим. Так потом будет легче справляться с совестью. Сыграете на равных или почти на равных. А когда все закончится, сможете считать, что это был выбор Провидения. Если, конечно, сможете.

– Нет, вы знаете, я уж лучше подпишу пузыречки. Я не любитель таких игр.

– Я понимаю. Вы привыкли быть хозяином положения.

Глава двенадцатая

Надо стараться. Надо стараться быть прилежным и не расстраивать. Стараться и добиваться. И быть благодарным. Потому что о тебе заботились. Потому что тебя направили и подсказали, как правильно, и предупредили о том, что запрещено. Как не надо, чтобы не расстраивать. Надо прислушиваться, надо учиться.

Тебя очень любят. Не смей забывать об этом. Судья видит все, он следит за твоим поведением. Только Судья знает, насколько ты виноват. Своеволие причиняет боль.

Когда ты поступаешь по-своему, ты доставляешь страдания своим близким. Разве можно так поступать? Разве ты забыл, кто ты? Ты же Чело-век!

Глава тринадцатая

Шклярский категорически отказался ехать куда-то еще, и господин Лунц чувствовал себя заложником, пришпиленным к стулу холодным взглядом. В кафе было людно и шумно, играла музыка, но ничего этого Лунц не слышал – от испуга у него звенело в ушах, и даже собственный голос доносился до него как будто через ватное одеяло.

– Какой депозитарий? О чем ты? – осторожно попытался он.

– Делать из меня идиота я не советую. – Шклярский выдохнул, и господин Лунц снова оказался в табачном облаке. – Я не для того приехал сюда, рискуя, между прочим, собственной шкурой, чтобы ты играл тут со мной в игрушки. Когда ты нашел тайник?

– Разве ты не в Америке?

– Я в Америке. Конечно, в Америке. Где же мне еще быть? Там, знаешь, очень хорошо, там все есть. Там спокойствие, возможности, хорошие связи. И да, еще там американский народ, который чрезвычайно тебе благодарен. Они все очень радуются. Что ж ты так, а, Лунц?

– Все пошло не так… Все должно было быть по-другому…

– И как же по-другому, позволь узнать? Как ты хотел обтяпать эту историю? Повесить картинки у себя в спаленке и любоваться на них со своей блондиночкой? Это правильно. У молодежи надо воспитывать хороший художественный вкус. Тут ты, конечно, молодец, сказать нечего.

Господина Лунца бросило в пот, он задохнулся и выпучил глаза.

– Ну, что ты так удивился? – Шклярский раздавил в цветочном горшке окурок. – Думал, хорошо маскируешься? Ан нет, коллега, вся твоя тайная жизнь – никакая не тайна. Могу рассказать подробности. Хочешь?

Господин Лунц замотал головой и отхлебнул желтоватого кипятка из чашки.

– Не хочешь – как хочешь. Значит, рассказывай ты. Зачем взял чужое?

– Твои претензии несправедливы. Там не было свидетельства о собственности, – сипло сказал директор музея изящных искусств. – Откуда мне знать, что это твои вещи. Кто это докажет?

– Я смотрю, ты тут осмелел. – Шклярский сложил на груди руки и сдвинул очки пониже. – Какой-то стал правильный. Прямо борец за справедливость. Так вот, о справедливости. Разве хорошо залезать в чужие тайники, а потом еще и распоряжаться тем, что нашел? Ты что, не знаешь, для кого люди делают тайники? Для себя! Я работал всю жизнь в поте лица, отказывал себе практически во всем, копил на черный день, копеечка к копеечке, откладывал, экономил. Всего-то две картинки и колечко. Ну, колечко – ерунда, кто-то из антикваров взятку сунул. И представь себе, случился у меня этот черный день. И у тебя случится, Лунц, можешь не сомневаться, непременно случится, если будешь продолжать в том же духе и лезть куда не надо.

– Хочешь меня напугать? – Директор музея отчаянно пытался взбодриться и не поддаваться на провокации.

– Боже упаси! Зачем мне тебя пугать? Просто рассказываю, как сильно ты меня расстроил. Там было-то всего две картинки, но мне бы их преспокойно хватило на тихую безбедную старость. Я человек скромный, мне не нужно никакой роскоши. Чашечка кофе, бутербродик с колбаской. Ну, иногда, может, билетик в кино. Или на трамвае покататься. Бриллиантов я не покупаю, и к апартаментам на набережной мои подружки не прицениваются.

Внутри у господина Лунца похолодело. Видимо, Шклярский следил за ним давно и основательно, и телефон, похоже, тоже прослушивался. Дело становилось все более серьезным. Бывший директор тем временем достал из пачки новую сигарету и продолжил:

– Мне не на кого рассчитывать, Лунц. Я немолодой и одинокий человек. – Шклярский наигранно всхлипнул, его явно забавляла вся эта ситуация. – И заботиться обо мне некому, живу на чужбине, и живу там не совсем легально, так что ни официальных зарплат, ни социальных пособий мне не светит. Ты же сам знаешь о моих сложностях, из-за которых мне пришлось начать скитаться. Так вот, все мои гарантии безбедной старости остались у тебя в музее. У тебя… – Он скривился. – Вообще-то это был когда-то мой музей, ну да ладно, я, опять же, человек скромный, довольствуюсь малым. Вот только отдавать это малое кому-то другому я не собираюсь. Понятно тебе, Лунц?

– И чего ты хочешь?

– Справедливости. Только справедливости. Верни мне мои вещи, и я исчезну, как летний утренний туман. – Он опять выдохнул дым и помахал на него ладонью.

– Но у меня их нет, – тихо сказал господин Лунц. – Ты же знаешь.

– Знаю. И этим ты меня ужасно расстроил. Вторая картинка что, тоже улетела вдогонку за первой? Разве можно так поступать с чужим имуществом? Хотя пристроил ты его лихо, сказать нечего, а я-то тебя недооценил, думал, если Лунц вдруг найдет мои картинки, то будет носиться с ними как курица с яйцом, торжественно