сладить с таким, — Пётр Сергеевич слегка задумался, — с таким непростым противником?

— Робертик победил более, чем в трёх десятках дуэлей! — взвилась госпожа Овечкина, — и сражался он не только с такими неумехами, как этот вонючка Антонов, а с признанными мастерами шпаги. И одерживал убедительные победы, между прочим!

— Свет очей моих, — Пётр Сергеевич успокаивающе сжал пальцы супруги, — не кипятись, будь добра…

— Извини, Петя, я просто приняла эту ситуацию близко к сердцу, да и твоё неверие в победу…

— Василия, ты же знаешь, я человек очень прагматичный, — продолжил Пётр Сергеевич, — и категориями веры во что-либо я не оперирую в принципе. И, тем не менее, взвесив все «за» и «против», я прихожу к выводу, что ты серьёзно рискуешь этим своим Робертиком…

— Робертик лучший поединщик на этой планете! — в запале провозгласила Василиса Родионовна, да так неожиданно громко, что тучная дама в просторном розовом платье, украшенном дорогими кружевами, удивлённо обернулась на звук.

— Тихо, дорогая, тихо, — улыбнулся Пётр Сергеевич, — люди оборачиваются…

— Прости, дорогой, — извинилась госпожа Овечкина, — но Робертик просто не может проиграть этому ничтожеству!

— Экая ты у меня азартная-то, — сказал Пётр Сергеевич, поглаживая супругу, — раз так, то давай поспорим.

— Я так поняла, что мы спорим относительно того, победит Робертик этого Антонова, или нет?

— Да, ты всё правильно поняла, — Пётр Сергеевич немного задумался, — в общем так, если я прав, и Робертик проигрывает, ты прекращаешь третировать Серафиму и пугать её поркой.

— Кобель, — фыркнула Василиса Родионовна, — ладно, ты обзавёлся ещё двумя младшими жёнами. Понимаю, политика, деловые связи и всё такое… Но я не хочу терпеть твои откровенные заигрывания с этой распутной девкой!

— Ну, если начинать разговор о том, что мы хотим терпеть, а что нет… — прищурился Пётр Сергеевич.

— У тебя есть, что возразить мне? — приподняла бровь Васислиса.

— Я же до сих пор не кастрировал твоего ненаглядного Робертика, — он с насмешкой посмотрел в глаза супруги, — хотя я точно знаю, — эти слова он интонационно выделил, — что есть за что…

— Ладно, я согласна, — сказала госпожа Овечкина, опустив взгляд в пол, — а что будет, если он всё таки выиграет? — и опять с вызовом уставилась на мужа.

— Тогда я его всё таки не кастрирую, — сквозь зубы процедил Пётр Сергеевич, а потом, почти не двигая губами, обращаясь, видимо, только к самому себе, продолжил, — в ближайшее время…

— Андрей, ты опять собираешься драться? — Истер подступила вплотную ко мне и встревоженно посмотрела в моё лицо.

— Дорогая, ну, не мог же я просто так спустить ему оскорбления в твой адрес, — я успокаивающе улыбнулся, встретившись с ней взглядом, — главное, чтобы ты искренне желала моей победы, и мы обязательно прорвёмся, не взирая ни на что.

— Андрей, — это уже Серёга подошёл, — этот тип весьма опасен.

— Я понял, — отозвался я, — других ко мне, похоже, уже и не засылают.

— Поговаривают, что он человек Овечкина, — озабоченно продолжил он, понизив голос, что бы не афишировать предмет нашего обсуждения.

И правильно, а то уши некоторых, близко к нам стоящих, показались мне излишне настороженными.

— Да чей бы он ни был, — рыкнул я, — никто не имеет права оскорблять меня или тех, кто со мной.

— А тебя не смущает тот факт, что это известный бретёр? — поинтересовалась Светлана, — и на его счету целая череда побед над весьма серьёзными противниками?

— Светочка, — улыбка у меня вышла довольно кислой, — следует признать, что ты совершенно не представляешь, насколько я живучий.

— Хочется, конечно, верить, — скептически ответила Серёгина подруга, — но что-то как-то боюсь я за тебя…

— Ну ладно, давайте опрокинем ещё по бокальчику вина, да пойдём к ристалищу, — предложил я всей нашей честной компании, — а то в горле, что-то, сухость какая-то образовалась…

Пока Сергей разливал по бокалам вино, Истер наклонилась ко мне, и задала вполне ожидаемый вопрос:

— А ты мне расскажешь, что это за таинственная красавица тебя на танец пригласила? — и хитро так посмотрела на меня.

— Расскажу, конечно, — вздохнул я, — куда мне деваться то от вашей любознательности?

— Ну, тогда рассказывай, — сказала подруга, всем своим видом давая понять, что это её, страсть, как интересует.

Я совершенно без утайки рассказал ей нехитрую историю наших с Эви романтических отношений, ну и, разумеется, в красках обрисовал ту ситуацию, в коей она оказалась по причине своей доверчивости и наивности.

Как я и ожидал, Истер прониклась. Она действительно сопереживала героине моего рассказа, так что на какое-то время её ревность отошла на второй план. Но не надолго.

Дослушав мой душещипательное повествование до конца, она, чтобы уже быть уверенной, переспросила:

— Так ты действительно собираешься помочь этой бедняжке?

— Конечно, — подтвердил я, — тем более, что она может быть очень полезной.

— Чем же это она может полезной быть? — снова недобро прищурилась Истер, — постель согревать твою? Так и я с этим неплохо справляюсь, не? — и с вызовом посмотрела на меня.

— Справляешься, справляешься, — я не удержался, и, произнося эти слова, ощутимо сжал в ладони её ягодицу.

Подруга ойкнула и сделала большие глаза:

— Угомонись, люди же кругом.

— Так ведь не смотрит никто, — таинственным шёпотом проговорил я, заодно дублируя только что совершённое действие.

— Не уходи от темы, — Истер сконструировала стервозную гримаску и тюкнула меня кулачком в грудь, хотя массаж её ягодичной мышцы немного снизил накал страстей, — рассказывай, давай, о несомненной пользе, которую привносят в семью посторонние девчонки…

— Ну мы же с тобой обсуждали то, что ты вряд ли долго будешь единственной женой…

— Так я ещё и не жена вовсе, а уже не единственная, — Истер надула губёшки и незаметно от окружающих вонзила свои коготки мне в руку. Надо сказать, весьма чувствительно.

А, вообще, интересно… Женщины их специально точат, или оно так уже и было изначально задумано?

— Вот же ты ревнивая какая. — вздохнул я, — а ведь обещала же прилично себя вести

— Да помню я, — грустно отозвалась подруга, — так что не бойся, никому глаза выцарапывать не буду…

— Я знаю. Вы подружитесь, — может быть, излишне оптимистично провозгласил я.

Прозвучали эти слова, всё-таки, как-то неубедительно, да…

Но, уже пришло время идти на задний двор, где и будет проходить наш с Робертиком поединок.

К моменту нашего появления на заднем дворе было уже довольно много народу. Люди слонялись повсюду, хотя основная часть потенциальных зрителей уже дисциплинированно построилась в очередь около свежепоставленного прилавка.

За прилавком стояли две очень подвижные дамы, одна из которых принимала заказы и деньги. А вторая деловито разливала по стаканам заказанные горячительные напитки, и выдавала их страждущим.

Я про себя отметил, что администратор дворянского собрания свой хлеб ест не зря.

И если в зале, по традиции, угощенье было выставлено, так сказать, за счёт заведения, то тут, если хочешь промочить горло, изволь раскошеливаться.

Мы подошли к ограждению, и я начал готовиться к дуэли.

Само собой, шпагу из ладони я сейчас выращивать не стал, дабы не возбуждать ненужного ажиотажа, а вот оружие для левой руки — дагу, я потихонечку создал, незаметно для публики, разумеется.

Если припрёт, то буду использовать её, и как метательное оружие. И не надо мне говорить, что дага к метанию не приспособлена совершенно.

Я это не хуже вас знаю. Но если этот тип не допустит того, чтобы моя шпага таки дотянулась до его тушки, то проблему придётся решать таким вот неказистым способом, как швыряние оружия в морду оппонента.

Ведь для меня главное то что? Правильно, мне надо, чтобы мои наниты пробрались в организм бретёра и добились скорейшего прекращения его функционирования.

Но, не будем предвосхищать события. Я не знаю, как оно обернётся. Просто хочу быть готовым ко всему.

А народу во дворе уже изрядно топталось. Похоже, что наш бой явился некоторым незапланированным развлечением для почтеннейшей публики.

Ну, вот и распорядитель пожаловал, и пригласил в круг и меня, и Роберта Клюева.

Каждый из нас стоял на своей стороне круга, а распорядитель взялся рассказывать всем собравшимся, кто и зачем тут собирается биться до смерти.

Наконец со вводной частью было покончено, и распорядитель дал сигнал начинать, после чего, с завидной для его комплекции ловкостью перемахнул через канаты и теперь контролировал наш поединок со сравнительно безопасного расстояния.

Робертик с перекошенной от злобы рожей начал потихоньку приближаться. Надо отдать ему должное, что, хоть он и шевелил демонстративно усами, пытаясь создать у меня впечатление того, что он плохо себя контролирует, движения его были экономны и точны.