А еще Эва внимательно наблюдает, как ведет себя в сложившейся ситуации сам Чавес. Несмотря на постоянные вояжи за рубеж, президент не выпускает из поля зрения ход работы над новой Конституцией. Если он с чем-то не согласен, то сразу звонит авторам и убеждает принять его вариант поправок. Нередко и ему самому случается просиживать до утра, шлифуя текст какой-нибудь статьи, а потом он отсылает его разработчикам. И те спешат убедить себя, что именно этот текст, и никакой другой, должен без малейших изменений войти в окончательный вариант. Никто не рискует спорить с президентом.

Итак, финальный документ – это Конституция Чавеса, написанная Чавесом и для Чавеса.

И вот, вернувшись из очередной длительной поездки, Уго в четвертый раз менее чем за год призывает свою возлюбленную Венесуэлу явиться на участки референдума. Ведь мало того что Конституцию подготовили и одобрили те, кто был выбран специально для этой цели.

– Теперь ее должен одобрить и принять большинством голосов наш народ, – настаивает Чавес.

– А как ты думаешь, зачем это надо Чавесу? – спрашивает Эва после одного из занятий йогой, пока они вдвоем с Моникой пьют чай в японском саду при Центре красоты.

– На самом деле, – объясняет журналистка, – Чавес снова устраивает референдум, так как хочет преподать урок своим противникам, показать им, какой прочной народной поддержкой он пользуется, а также что он принимает решения, не отступая от норм демократии. Чавес уже понял: в нынешние времена правители просто обязаны выглядеть демократами, даже если на деле таковыми не являются. Для Уго очень важно сохранить видимость демократии… И он отлично с этим справляется.

– Они хотят демократии? – говорит Уго Фиделю во время одного из их частых ночных телефонных разговоров. – Хорошо, я дам им больше демократии, чем они видели когда-либо прежде. Но это вовсе не означает, что кто угодно получит право указывать мне, как я должен поступать. Меня поддерживает большинство населения, я голос большинства, а в нашей стране делается то, что желает большинство.

О содержании этой секретной беседы Эву осведомили очень быстро, так как специалисты из Вашингтона перехватили разговор с помощью своих электронных средств. Маурисио тоже узнает о нем, пусть менее современным, зато более надежным способом: Фидель пересказал беседу Раймундо Гальвесу, а тот – Маурисио во время их очередной встречи.

Накануне референдума возлюбленной Венесуэле было не до сна, правда, отнюдь не из-за переживаний по поводу его итогов, а потому, что три дня подряд без перерыва шли проливные дожди и дул ураганный ветер.

– Доброе утро, Венесуэла, – начала, как обычно, Моника свою программу. – Невиданные тропические ливни не прекращаются, и опасность нависла над всеми жителями нашей страны. Сегодня, в столь ожидаемый день референдума, где должна решиться судьба новой Конституции, на все побережье с небес обрушились страшные дожди, мало того, существует реальная опасность возникновения селевых потоков.

Съемочной группе, подчиненной Монике, удалось взять интервью у президента, который старательно избегал отвечать на вопросы, связанные с природным катаклизмом. Сейчас его волновал только референдум, и он призывал своих сторонников, несмотря на непогоду, явиться на участки.

– Если природа попробует нам помешать, мы будем бороться с ней и покорим ее, – заявил он, к удивлению Моники и многих телезрителей.

Следует пояснить, что это были слова Боливара, произнесенные в 1812 году, когда в Каракасе случилось чудовищное землетрясение, почти уничтожившее город. Но сейчас хляби небесные разверзлись не над одним только Каракасом. Беда грозила всей стране, и большинство населения пребывало в панике и боялось покидать дома, так как об истинных масштабах катастрофы можно было только догадываться.

Уго ждал результатов референдума во дворце в компании Анхеля Монтеса, который пытался убедить его, что необходимо принять срочные меры для смягчения последствий урагана. Но Чавес отвечал уклончиво, а потом и вовсе попросил оставить его одного. Он заперся в своем кабинете, ни с кем не желая разговаривать, и перечитывал Книгу Притчей Соломоновых и отрывки из биографии Симона Боливара. А еще он молился о том, чтобы, несмотря на любые землетрясения, бури или сели, его возлюбленная Венесуэла в очередной раз сказала ему: “Да, согласна”. И одобрила Конституцию, которая даст Чавесу полную власть над страной.

В какой-то миг дождь все-таки прекратился, зато хлынули селевые потоки. С вершин кордильеры вниз двинулись огромные массы глины и с бешеной скоростью покатились камни, размером сопоставимые с ужасом, овладевшим людьми, которые все это наблюдали. Казалось, будто природа взбесилась и решила разрушить целые поселки, хороня дома под толстым слоем грязи, а смертоносная волна смывала в море тысячи людей. И страна никак не могла пробудиться от этого апокалиптического кошмара.

За считанные часы в целом штате, соседнем с Каракасом, изменились очертания береговой линии. Мать-природа изменила рельеф местности сразу и на большой территории. Семьи, жившие там целыми поколениями, не понимали, где теперь оказались. Улицы и районы, где они обитали с незапамятных времен, их дома, родственники, соседи, собаки и кошки исчезли, унесенные потоками воды, перемешанной с глиной и камнями.

Лус Амелия старалась уберечь от коричневого потока мать и крошечного сына. Люди вокруг носились туда-сюда, и каждый пытался спастись как мог. Молодая мать молилась, как не молилась никогда раньше, и просила Господа вразумить президента, чтобы тот прислал хоть кого-нибудь на помощь своему любимому народу. Но молитвы ее не были услышаны. Ни Господь Бог, ни Чавес, ни люди Чавеса не появились в поселке, где жила Лус Амелия. Как не появились они ни в одном другом из сотен поселков, разбросанных по побережью и теперь похороненных под слоем селя или смытых в Карибское море, которое вдруг перестало быть голубым. Борясь с парализующей ее паникой, полная решимости спасти маленького сына и, если возможно, любимую мать, Лус Амелия победила. Им удалось подняться на верхний этаж какого-то учреждения. И оттуда они наблюдали, как то, что еще недавно было улицей, превращается в широкую и многоводную глинистую реку, которая безжалостно несет с собой животных, машины, мебель, мотоциклы, колыбели, матрасы и людей. Много людей.

С каждым часом росло число пропавших без вести и пострадавших. И хотя во второй половине дня, по официальным данным, погибло более тридцати тысяч человек, в своем обращении к нации, переданном по государственному каналу, президент лишь бегло упомянул о трагедии, основное же время посвятил призывам к населению принять участие в референдуме.

Наконец этот ужасный день закончился. Оставалось надеяться, что с прекращением ливней ситуация стабилизируется. Но на самом деле только тогда-то и начался долгий кошмар для сотен тысяч несчастных, которые потеряли все. Период возвращения к нормальной жизни для них растянулся на десятилетия. А многие так никогда к ней и не вернулись.

Но были и хорошие новости: референдум состоялся, и президенту сообщили, что народ в очередной раз доказал ему свою безграничную любовь и произнес свое “Да, согласны”. В ближайшие недели страна получит новое название и новую Конституцию. Однако непредвиденная природная катастрофа помешала Чавесу отпраздновать великое событие, которое он готовил все последние месяцы и которое, как ему казалось, станет краеугольным камнем его правления. Анхель Монтес рассказал Уго о масштабах трагедии. Но Чавес не желал слушать подробностей самой страшной из природных катастроф, пережитых страной в новые времена. Он предпочел скрыться и сидеть в одиночестве в своем кабинете во дворце Мирафлорес. Целый день он отказывался выступить по радио или по телевидению, и его мало волновало, что подобное молчание удивит всех и даже напугает некоторых его соратников и последователей.