Сцена происходила на глазах у высокопоставленных чиновников, которые тут же намотали себе на ус, как относится президент к инициативе североамериканцев. А еще их поразило, с какой резкостью Уго отчитывал самого близкого своего товарища по борьбе и самого близкого друга.

Между тем Анхель Монтес всем видом своим выразил покорность и тоном, в котором тем не менее звучали тревога и унижение, ответил:

– Ваш приказ будет исполнен, сеньор президент. Позвольте мне удалиться.

Через несколько часов кораблям США предстояло изменить курс, чтобы вернуться на свою базу. Чавес был откровенно доволен, что принял такое решение. Фидель улыбнулся, увидев по CNN, как поворачивают назад американские корабли. А тем временем тысячи пострадавших продолжали надеяться на спасение.

К негодованию Моники, Эвы, Хэтча и тысяч венесуэльцев, не желавших верить последним сообщениям, Чавес выступил по телевидению и объявил, что отказался от помощи США. При этом он с пафосом утверждал: правительство обладает достаточными материальными и людскими ресурсами, чтобы справиться с последствиями трагедии. И он не позволит иностранным державам “явиться сюда и диктовать нам, как мы должны спасать наших граждан”.

Пылкую речь президента услышали по транзисторным приемникам и некоторые жертвы катастрофы. Как чаще всего и случалось, решения Чавеса раскололи венесуэльцев на два лагеря. Мать, окруженная больными детьми, рыдала: – Без американских лекарств моих ребятишек не спасти!

И тут же какой-то мужчина накинулся на нее с упреками: – Не будь дурой! Уго знает, что делает. Он сам всем нам поможет. Готов спорить на что угодно: он даст нам новый дом, куда лучше рухнувшей развалюхи, слепленной из дощечек. Вот посмотришь!

Первое утро XXI века пришло под страстные признания в любви к Венесуэле и под крики боли. С одной стороны, Уго упивался тем фактом, что его любимый народ проголосовал за внесение поправок в Конституцию и дал зеленый свет планам Чавеса “построить фундамент для новой Боливарианской Республики Венесуэла”.

Но в то же время Уго знал, что часть его любимой страны разрушена самым страшным за всю ее историю ураганом. Десятки тысяч граждан, в первую очередь беднейших, которых он называл братьями, погибли. Понятия “родина” и “смерть” отныне переплелись в душе Чавеса. Но у него не было времени на причитания. Он не мог спасти жертв катастрофы, зато мог спасти родину.

Прошло всего несколько недель, и Маурисио снова встретился с Раймундо Гальвесом на одном из Карибских островов. Его шефу было просто необходимо лучше понять, что представляет из себя Чавес, услышать личные впечатления Маурисио об этом необычном персонаже, венесуэльском президенте, на которого сделал такую большую ставку Фидель. Как рассказал шефу Боско, он много ездил по разным штатам и провинциям, а также разговаривал с людьми на улицах Каракаса и убедился, что этот человек наделен потрясающей харизмой и сумел отыскать эмоциональный подход к народу, который теперь его боготворит. Но иногда Чавес поступает безрассудно и неосмотрительно, ведет себя неосторожно, скажем пренебрегая личной безопасностью, из-за чего рискует стать жертвой покушения.

– Кроме того, у Чавеса отсутствует политическая база. И на самом деле он не имеет контроля ни над армией, ни над нефтедобывающей промышленностью, а это в Венесуэле – самое главное. Ему недостает опыта, поэтому логично ожидать, что он наделает ошибок. Очевидно и другое: ему скучно заниматься управлением государством, и порой создается впечатление, будто он вовсе и не управляет им, а увлечен непрекращающейся избирательной кампанией. И еще, как ты сам мог убедиться, он то и дело атакует своих врагов, реальных и воображаемых. Боюсь, в будущем военные взбунтуются против него.

– А что с твоим вторым заданием? – спросил Гальвес с каменным лицом, имея в виду приказ нейтрализовать агентов ЦРУ, работавших в Венесуэле.

– Как я уже докладывал тебе несколько недель назад, – ответил Маурисио, – кое-чего нам добиться удалось… Нескольких информаторов ЦРУ мы вывели из строя, но я до сих пор не вышел на след тех, кто руководит всей их разведсетью в Венесуэле. У меня нет ни малейших сомнений, что шпионы из Лэнгли работают там весьма успешно. Им тоже удалось внедриться в правительственные круги и в армейскую среду, и, как тебе известно, они уже разделались с двумя нашими.

Гальвес остался недоволен отчетом Маурисио.

– Понятно, что человек из ЦРУ знает, что делает, он разбирается в стратегических вопросах и наверняка имеет большой опыт работы в таком направлении. Скорее всего, он уже раскрыл тебя и, если ты не проснешься наконец и не опередишь его, нанесет удар первым.

Вернувшись в Каракас, Маурисио рвал и метал – его страшно задело сравнение с противником, и при этом явно невыгодное для него сравнение. Было понятно, что надо действовать как-то иначе. Он размышлял, прикидывал так и эдак, просчитывал варианты, взвешивая надежность и рискованность каждого из них. Опыт научил его: чтобы решить ту или иную загадку, иногда требуется на время забыть про нее и чем-то побаловать собственное тело. К тому же ему было просто необходимо снять напряжение – поэтому Маурисио позвонил своей новой знакомой и пригласил на ужин.

– Я привез тебе сувенир с острова Аруба, – добавил он.

Моника отменила встречу с Эвой и поехала в свой любимый ресторан, чтобы встретиться там с мужчиной, который и без всяких сувениров занимал все ее мысли.

Прибрежные районы и ряд внутренних штатов начали вроде бы восстанавливаться. Правда, совсем медленно, во всяком случае, о восстановлении много говорили по телевидению и много всего обещали, а вот на улицах разоренных поселков и городов этот процесс был заметен гораздо меньше. Время в основном уходило на эвакуацию выживших, поиск без вести пропавших, переселение людей из зон повышенной опасности, а также восстановление мостов и дорог. Кругом было много горя, вся страна скорбела. С каждым днем все очевиднее становился масштаб трагедии.

Начала поступать помощь из других стран – с Кубы, из Китая и некоторых европейских государств… Но этой помощи было недостаточно, а порой она оказывалась даже бесполезной в данных обстоятельствах. Для пострадавших ад становился реальностью.

Но с точки зрения Уго, не только природное бедствие омрачало первые дни нового века. Для него эта катастрофа уже принадлежала прошлому, а он был обязан думать о будущем, о своих следующих шагах.

Чавес с тревогой видел перед собой две опасности: оппозицию и нехватку денег. Как он знал, противники неустанно искали способ лишить его власти. А хуже всего было то, что заранее предсказанное падение цен на нефть оставило правительство без средств, необходимых для продвижения политической программы Чавеса. Ему нужны были деньги, много денег. Революция не могла ждать. Сидя в своем кабинете перед глобусом, он ставил на нем новые и новые красные метки и принял решение расширить список стран, которые необходимо посетить.

Вернувшись из турне по Старому миру, Уго поет в программе “Алло, президент!”: