Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Это важно сегодня для всего мира. Мир больше не желает мириться с несправедливостью и неравенством. А мы у нас, в Венесуэле, достигли куда большего прогресса, чем все остальные. Люди это знают и нами восхищаются, вернее, они восхищаются вами, мои дорогие сограждане.
Народ обожает его телевизионные рассказы про встречи с императорами, королями и президентами, во время которых Чавес часто от души потешался, нарушая протокол; про то, как он стал кошмаром для дипломатов и агентов секретных служб. Эти рассказы смешили всю страну. Он, например, попытался по-дружески – и как это принято в карибских странах – обнять японского императора, персону священную, до которой никому не позволяется даже дотронуться. Или был еще вот такой случай: Уго сообщил шефам протокола британского Королевского дома, что намерен в знак приветствия поцеловать королеву Англии в щечку – “как это делается у нас, в нашей стране”.
Элоиса смотрит передачи с участием супруга скорее по обязанности, чем из интереса. В последние месяцы она стала чувствовать, как в душе у нее все переворачивается при одном лишь звуке его голоса.
– Здесь, у нас в Венесуэле, мы здороваемся со своими дамами, целуя их в щечку, и каждую называем “любовь моя”, разве не так?.. Ну вот… Вы даже вообразить себе не можете, что сделалось с этими англичанами из Букингемского дворца! И без того румяные, они стали буквально пунцовыми. Без конца перешептывались между собой и не знали, как сказать мне, что я не должен ничего такого себе позволять. Потом явился их шеф протокола – очень длинный, тощий и чопорный тип, другого такого я в жизни своей не видел, и подчеркнуто официальным тоном заявил, что встреча будет отменена. Ну а я тем временем слушаю его и прям со смеху помираю! Но потом все-таки пообещал им вести себя хорошо – уж не знаю, поверили они мне или просто сочли за лучшее оставить меня в покое, потому что выхода у них не было: я ведь уже туда, к ним, прилетел, и там собралось полно журналистов со всего света. Короче, с английской королевой я встретился и во время нашей беседы сказал ей: “Ваше величество, я хотел поцеловать вас в щечку, как принято в нашей стране, но мне не позволили”. Думал, ее это рассмешит, да куда там – у старухи ни один мускул на лице не дрогнул. Она сделала вид, будто и не слышит моих слов. Короче, так я и не поцеловал ее, хотя очень хотелось.
Смех президента, который явно гордился тем, что пренебрег правилами королевского протокола и поглумился над королевой Елизаветой Второй, звучал заразительно, и вместе с Уго смеялась вся страна, радуясь тому, что один из них, из своих, может позволить себе подшутить над сильными мира сего. И пусть Чавесу не удавалось рассмешить собственную супругу и лучшего друга, зато он знал, как заставить хохотать простой народ.
А еще он научился превращать улыбки в опору своей власти.
Едва миновал первый год их беспокойного супружества, как Элоиса поняла, что должна делить мужа с некой особой, втершейся в их семейную жизнь и неизменно бравшей верх над законной женой, – речь шла о напряженной работе Уго. Он постепенно перестал быть пылким щеголем и сердцеедом, который напевал Элоисе песенки, пока она готовила еду, читал революционные стихи и с безумной страстью накидывался на нее в постели. Теперь он превратился в совсем другого человека. И этот человек всего себя отдавал неугомонному народу, чьи проблемы, судя по всему, только росли, множились и усложнялись с каждой минутой.
Молодая жена видела, как муж постепенно отдаляется от нее, и даже когда они бывали вместе, она чувствовала, знала, что на самом деле он находится где-то в другом месте. И с другими людьми. Или с другими женщинами, которые дают ему то, чего сама она не имеет. Или не умеет дать.
Иногда первая дама заставляла себя смириться. Господь Бог для чего-то назначил ей именно такую судьбу, часто мысленно повторяла она. Элоиса старалась приспособиться к обстоятельствам и сыграть роль, отведенную ей в уже начавшейся пьесе. В бесконечных интервью она говорила о необходимости спасти всех детей, которые живут на улице. О необходимости повысить уровень образования. Обновить правила усыновления несовершеннолетних. О том, что она чувствует себя подругой и союзницей всех венесуэльских женщин, всех матерей страны.
Несмотря на критические комментарии, Элоиса решила принять участие в заседаниях Ассамблеи, создававшей новую Конституцию страны. Кроме того, она сопровождала мужа на митинги, где Уго призывал народ голосовать за эту Конституцию, поскольку она поможет “ликвидировать бедность и неравенство”. По требованию первой дамы ей выделили несколько помещений в президентском дворце, где она оборудовала для себя что-то вроде небольшого офиса. Оттуда она планировала вести общественную работу и поддерживать связь с населением. А еще Элоиса хотела заставить мужа больше считаться с ней.
Когда Элоиса жаловалась ему, что они очень мало времени проводят вместе, он предлагал ей тоже оставаться во дворце, где сам вынужден проводить дни и ночи из-за непомерного количества работы. Но она предпочитала ночевать в их резиденции “Ла Касона”. А еще Элоиса была уверена, что во дворце Мирафлорес ощущается много негативных энергий – там царят недоброжелательность, зависть и накопившиеся за десятилетия эманации власти, которые очень вредны и плохо на нее действуют.
А вот Чавесу, наоборот, не нравилась “Ла Касона”, его отталкивало как раз то, что призвана символизировать собой резиденция. Во всяком случае, домашним очагом она для их семьи не стала. Настоящий домашний очаг должен быть местом постоянным, а “Ла Касона” по самой сути своей – пристанище временное. Каждый президент по истечении отведенного ему срока обязан уступить резиденцию преемнику. Чавес отлично знал, что именно к этому и сводится демократия – к тому, что не должно быть несменяемых президентов. И хотя он никому не признавался, мысль о таком порядке вещей его нервировала. По той же причине его бесила галерея портретов прежних президентов Венесуэлы, руководивших страной до него. Эти портреты слишком наглядно напоминали, что власть – нечто временное и эфемерное.
А Чавесу хотелось сохранить за собой власть навсегда.
Кроме того, он, совсем как римский император Гай Юлий Цезарь, отдавал предпочтение помещениям казарменного типа, которые могли обеспечить максимальную безопасность, – таким, например, как Форт Тьюна, военная база, расположенная в столице. А еще Форт Тьюна привлекал его тем, что Элоиса ненавидела это место. Она никогда там не появлялась, что давало Уго определенную свободу действий и чем он с огромной радостью пользовался.
С другой стороны, первая дама тоже стала проявлять вкус к власти и тем возможностям, которые власть открывает. Элоиса, разумеется, даже и не пыталась соперничать с харизмой Чавеса, ведь он был прирожденным лидером и был способен выдерживать очень напряженный рабочий график. Зато ее природа наделила красотой и тщеславием – поэтому Элоиса предпочитала выходить на сцену в главной роли. На официальных приемах или во время праздников – скажем, по случаю крещения их дочери Маргариты – Элоиса чувствовала себя как рыба в воде. Мало того, порой она не могла побороть соблазна и воображала, будто и на самом деле играет при Уго не менее важную роль, чем Мануэлита Саэнс играла при Боливаре. И бывала по-настоящему счастлива, услышав от кого-нибудь: “За великим мужчиной всегда стоит великая женщина”. Или: “Эта женщина владеет сердцем президента”. Только она одна! Единственная среди миллионов, единственная среди миллиардов! И тут нет никакой загадки: буквально все женщины были без памяти влюблены в президента, а сколькие мечтали занять ее место – место первой и единственной. Даже начальник охраны Чавеса не уставал поражаться тому, какое действие оказывал его шеф на женщин, вызывая у них, по его словам, “бешенство матки”. Каждый день, на каждом мероприятии он с изумлением наблюдал, как женщины просто-напросто предлагают себя Чавесу, наперегонки кокетничают с ним и готовы осыпать поцелуями. Совсем девчонки и старухи, незамужние, замужние или вдовы. Все они умирали от желания хотя бы дотронуться до Уго, погладить его, а то и зачать от него ребенка.