Брюнетка, о которой спрашивал Козин, была явно очень даже не местного розлива. И как-то не принимала участия в веселье, помалкивала, хотя понимала, что два «гусара» положили на неё глаз и начали извечное занятие подвыпивших мужчин. (Ну чем всегда мужики при девушках меряются?)

То-то и оно-то.

Претенденты, не будь дураки, тоже увидели задумчивый взгляд Санечки, устремлённый на коленки брюнетки. И завелись с пол-оборота. Хмуро хлестнули по рюмке водки. Переглянулись. Самый высокий, чуть полноватый блондин с несколько бабьими чертами лица, закурил от импортной зажигалки, которую быстро поднёс чуть суетливый рыжеватый парень. Козёл за соседним столом явно нарывался на серьёзный разговор. Да ещё улыбался и внаглую пил дорогой коньяк. Когда же брюнетка пару раз оглянулась на придурка, терпение у красавцев лопнуло.

(Ты ж ещё пойми, старик, что пограничники гуляли в «Востоке» как свои, по-домашнему, в штатском.)

Претенденты плавно поднялись и встали перед Санечкой. К их изумлению, придурок, не обращая ни малейшего внимания на их многозначительный вид, ладонью показал, чтобы они отодвинулись. Его жест был столь обыденно прост, что они не поняли сами, как сделали шаг назад. Придурок положил кулак под щеку и продолжал рассматривать их девушку самыми влюблёнными глазами. Это было чересчур.

– Эй! – блондин не выдержал первым.

Молчание.

– Ты чё, баклан? – рыжеватый пнул крепким ботинком ножку стула, на котором сидел Санечка.

Молчание.

– Слышь, ты, быстро встал. Чё зыришь? Разговор есть. Пошли-пошли, живо. Не, ты глянь, Валера, какая нынче стала резкая прослойка меж пролетариатом… И чем там, Валера? Ты чё, мудила, самый резкий? Чё сидишь?! Давай, пошёл, козёл.

Козин посмотрел на них, на брюнетку, допил коньяк, словно воду, и пошёл, как было ему приказано, в ресторанный туалет. Хабаровские пошли за ним. Оставшиеся проводили их взглядом, заржали, потом что-то сказали «восточным красавицам». Те визгливо захохотали. Брюнетка открыла сумочку. Закрыла. Оглянулась. «Восток» бурлил, все были заняты собой. Лабухи дудели угарный твист. Снова открыла сумочку, достала пачку сигарет. Её пальцы дрожали…

– О, ребята! – Вася Очеретня подошёл и мягко опёрся на плечи Толи Серова. – Как потанцевали? Ага, Алёшка, водичка в ход пошла? Кстати, а где Санечка?

– А он разве не с вами вышел? – Алёшка обнимал Зосю за плечи.

– Нет, на улицу не выходил.

И всё бы ничего, и быть бы горю, но «пиджак»-лейтенанты не зря почти год учились жизни в войсках КГБ. Продолжая трепаться, чтобы не испугать любимых женщин, они поглядывали в зал. Среди возгласов кабацкого веселья – слишком тихий соседний столик. Девахи прятали глаза от вставших Алёши и Васи. Два оставшихся блатаря сидели и неприятно кривили губы, улыбчиво покуривая. И брюнетка… Совершенно белое лицо. Спина балерины выпрямлена судорогой. Только однажды она подняла залитые слезами глаза на Васю.

Тот всё сразу понял и сделал шаг вперёд, ощущая, как тренированный организм впрыскивает в мышцы бешеные дозы адреналина:

– Добрый вечер, соседи.

– Тебе чё надо, братишка?

– Я вас не знаю. Вы из Хабаровска?

За спиной Васи встал Алёшка. Подошёл Толя. Юля увидела абсолютное спокойствие Зоси, закурившей сигаретку. И быстро повесила сумочку на локоть.

– А не пошёл ты?..

– Вот как? Последний вопрос, спрашиваю очень вежливо. Вы таки совершенно случайно не видели, куда пошёл товарищ подполковник?

– Подполковник?.. – напряглись хабаровские.

– Ай! – ахнула полненькая «восточная красавица» и сразу сделалась обычной перепуганной позавчерашней десятиклассницей. Её подружка закусила губу.

В гуле кабака еле слышно упали стулья. Хабаровские вскочили на ноги и метнулись через зал. За ними бежали лейтенанты. Барьерист Вася тенью перескочил через два столика, бешено дёрнул дверь в мужской туалет. В его спину врезались остальные.

Тусклый свет над кабинками. Журчанье воды. Ноябрьский сквозняк из открытой фрамуги. Густой запах мочи – слишком много посетителей в праздник. Возле дверей кабинок ничком лежал Валера. Толстые подошвы рыжих ботинок неприятно подрагивали. На коричневой плитке грязноватого пола – густой развод крови.

– Маешь, как ты ошибся, предлагая отсосать у тебя? Ты меня очень огорчил. Ну, давай, еще раз, как хороший мальчик: «Опустел наш сад, вас давно уж нет, я один стою, весь измученный». Повторяй.

– Офуфеф аф фаф фаф фафоо уф еф йа афыф ффау…

– Плохо стараешься.

– Афуфеф аф фаф! А-а-а! А-ы-ы!

Лампочка над умывальником освещала бледно-голубые глаза распластавшегося по стене блондина. Крупные капли пота медленно стекали по прилипшим волосам, по бровям, заливали глаза и щёки. Он вытирал затылком побелку, задыхался, судорожно глотал и пускал слюну по стволу пистолета.

– Уже лучше, – Санечка Козин ещё глубже вдавил пистолет в рот блондина. – А-а-а, товарищи лейтенанты… – не оборачиваясь, проговорил он. – Вы представляете, я встретил невоспитанных молодых людей. А вот ещё два их друга. Тоже невоспитанные.

Влетевшие в туалет «залётные» оценили расклады, метнулись назад, напоролись на Филиппова и Серова, как на стенку, подёргались и замерли. Алёшка видел только побелевшую руку подполковника, сжимавшую пистолет. Козин говорил всё тише, медленнее и нежнее, борясь со смертельным искушением:

– Представляете? – продолжал Козин. – Мы сейчас повышаем культурный уровень молодого человека. Вот, разучиваем романс «Отцвели хризантемы в саду». У нас получается. То есть. Получилось ведь?

– Ы-ы-ы, – блондин рыдал и трясся мелкой дрожью.

– Знаешь, Очеретня, – подполковник Санечка говорил уже почти шёпотом, – я думаю и думаю. Зачем мы на границе – там? Зачем наши деды Революцию делали? Зачем отцы в войну гибли? Зачем ребята там – на Даманском – легли? Чтобы эти вот так – жили? Скажи, Пэ-Эн-Ша, зачем? Ведь гораздо проще.

– Александр Ростиславович, товарищ подполковник.

– А-а-а, лейтенант Серов. Не слышно, не видно. Невидимка-связист. Что тебе?

– Товарищ подполковник, отдайте пистолет. Он того не стоит.

– Это мой пистолет. Что хочу, то и делаю. И оно того стоит. Хоть душу отведу. День сегодня такой. Именем Революции! Ведь так справедливо будет, да?

– Нет. Товарищ подполковник, пожалуйста.

– Ну что ты заладил, Серов? Что ты занудничаешь?.. Кх-х-х! – резко, как мальчишка, вдруг выдохнул Санечка и выдернул ствол «макара» изо рта свалившегося в обмороке блондина. – Ведь жить будет, гад, – Козин шёл к Очеретне, бормоча под нос и не замечая животного ужаса в глазах двух хабаровских. – Будет жить? Чёрт меня побери. На, Серов. Держи пистолет. Пойдём, ребята. Да, вы, двое, – он вдруг, как танцующая змея, завис перед блатными. – Забирайте этих «героев». И чтобы я вас больше в Биробиджане не видел. Понятно?.. Вот ведь как бывает…

Ему было невыносимо печально.

6

Надо было расходиться, чтобы не опошлить вечер ненужно-натужным весельем. Чего уж там – всё было ясно. Всему своё время. Алёшка вынул магазин из пистолета Козина и положил Зосе в