Второй, который Раймон Весилион, посмотрел на меня с некоторым интересом и кивнул на ряд кресел у стола.

Я взял крайнее, развернул и уселся прочно, но в этот момент из внутренних покоев показался кардинал, и мне пришлось вскочить с недостойной майордома поспешностью.

Кардинал все в той же кроваво-красной одежде, словно Юлий Цезарь, такой же свободной, как и тога, только более закрытой. Отец Габриэль Хорст и отец Раймон Весилион торопливо поднялись и застыли в смиренном поклоне.

Я сложил руки ковшиком:

– Благословите, ваше преосвященство!

Кардинал чуть поморщился, я сообразил, что к лицу такого ранга нужно обращаться «ваше высокопреосвященство», ладно, следующий раз скажу громко и ясно, чтобы услышали и за дверью.

Он небрежно подвигал ладонью, а я вспомнил формулу, что епископ, небрежно дающий благословение, оскорбляет Бога больше, чем пьяница, который богохульствует, ругаясь в кабаке.

– Будь чистым перед лицом Господа, – сказал кардинал.

Я насторожился, вроде бы не это положено говорить, но переспрашивать нельзя, поинтересовался с вежливым поклоном:

– Хорошо ли отдохнули, ваше высокопреосвященство?

– Необходимость не знает отдыха, – ответил он несколько суховато.

– Но после такой длительной дороги необходим покой, – сказал я. – Вы должны были растерять все силы за дорогу!

Нечто мелькнуло в его глазах, я сообразил, что ляпнул глупость, но не успел понять где, кардинал произнес высокопарно:

– Лактанций, наш богослов, говаривал, что покой принадлежит только сну и смерти. Самый даже сон есть несовершенный покой, потому что отдыхает одно только тело, а в душе представляются разные образы, и она находится в беспрерывном движении, тогда как тело восстановляет свои силы. Следовательно, одна смерть, собственно, есть вечный покой. Надеюсь, вы не о таком покое для нас говорили.

Я отшатнулся:

– Святой отец!.. Ну ладно, мою корявую речь политика и воина понять богословам, наверное, трудно. С чего начнете знакомство с новым королевством, ваше преосвященство?

– С отчета отца Дитриха, – ответил он. – Как Верховный Инквизитор Зорра, самовольно покинувший вверенное его опеке королевство, он сперва должен объяснить свой странный поступок.

Он сделал рассчитанную паузу, я все понял правильно, от кардинала веет недобрым холодом, да и отец Раймон посматривает как-то намекающе. Впрочем, я и не скрывал, что именно я уговорил отца Дитриха приехать, соблазнив не чем-то дьявольским, а возможностью работать с утра до ночи не покладая рук.

– Да, – ответил я, – да, вы совершенно правы, ваше преосвященство.

Во взгляде кардинала было самодовольство, и хотя не сказал, что он прав всегда ввиду своего высокого церковного сана, но на лице это крупными буквами.

– А потом будут вопросы к вам, – сказал он бесстрастно, – постарайтесь эти дни быть в городе.

– А если что-то возникнет на другом конце королевства?

Он посмотрел мне в лицо жуткими немигающими глазами:

– Постарайтесь, чтоб не возникало. А если возникнет, нам может показаться, что вы нарочито избегаете общения с высшими церковными иерархами.

Я охнул:

– Да зачем мне такое понадобилось бы?

– Причин может быть много, – произнес он холодно. – Если человеку есть что скрывать… а вы многое скрываете, сэр Ричард.

– Господи, – воскликнул я, – да зачем это мне?

Он продолжал сверлить меня взглядом.

– Все люди что-то да скрывают, сэр Ричард, – произнес он холодно. – Но у большинства такие мелкие грешки, что за таких людей стыдно, но есть и великие преступники. Хорошо, если пашут землю, но бывает ужасно, когда в их руки попадает хотя бы меч… или власть.

Отец Габриэль вклинился в разговор:

– Простите, сэр Ричард, у меня к вам уже есть один вопрос…

– Да хоть десять, – ответил я настороженно и пожалел, что ляпнул. – Голому чего бояться?

– Расследований боятся все, – произнес он мирно, но с таким спокойствием, что на меня повеяло могилой.

– Расследований? – переспросил я. – Меня в чем-то подозревают?

Кардинал постарался мягко улыбнуться, это выглядело устрашающе, словно сама смерть старается выглядеть любезной.

– В Ватикан поступили весьма противоречащие данные. Высшей комиссии они показались достаточно… гм… важными, чтобы послать нас для проверки на месте.

Я произнес сдержанно:

– Осмелюсь поинтересоваться, что именно вас интересует?

Кардинал покачал головой:

– Пока этого сказать нельзя. Но мы все выясним. Брат Габриэль, брат Раймон, приступайте!

Оба легата поклонились, Габриэль оглянулся на меня и сказал торжественно:

– Мы выясним все. От нас скрыть ничего не удастся!

Оба вышли из комнаты, кардинал сказал с холодной любезностью:

– Сэр Ричард, я должен задать вам несколько вопросов.

– Задавайте, – ответил я.

Он указал на кресло:

– Сядьте. Вопросы могут показаться неприятными или слишком личными, но для святой курии не должно быть тайн.

Я сел и стиснул челюсти, давненько никто не смотрел на меня так, не указывал, где сидеть и как сидеть.

– Первый вопрос, – проговорил он, – поступили сведения, что вы скрываете явных безбожников и хулителей веры Христа и даже покровительствуете им!

– Доносчику первый кнут, – сказал я зло.

– Что, простите?

– Пороть, – сказал я с нажимом. – Чтобы проверить, насколько тверды в брехне.

Он сказал сухо:

– Позвольте нам самим выбирать методы. Итак, что скажете в свое оправдание?

– Мне оправдываться нечего, – сказал я с той твердостью, какой на самом деле не испытывал. – Все брехня. Простите, ваше высокопреосвященство, но сие нелепость и выдумка.

– Так ли? – спросил он.

Он смотрел в меня неотрывно, я ответил твердо:

– Так, ваше высокопреосвященство.

– А что вам говорят такие имена, как Логирд, Задинг, Рихтер?.. Есть и другие, но я жду, что ответите хотя бы по этим.

Внутри меня завязался тяжелый холодный узел, я с трудом проглотил ком в горле и сказал уже не так твердо:

– Ваше преосвященство, эти люди никогда не хулили веры Христа.

– Точно?

– Точно, – подтвердил я, он смотрел с тем же вопросом, я понял, что нужно разжевать подробнее, сказал нехотя: – Им просто нет дела до религии, их религия – знание. Они заняты тем, что пытаются разгадывать многие загадки прошлого…