ей неприятно – наоборот, все произошло так естественно.

И желанно.

– Вот здесь, думаю, лучше будет видно! – заявил Иван, размещая собственное изображение в самом центре коридора. – Только тогда надо будет Неву перевесить, но куда?

– А что у тебя с головой на автопортрете? – спросила Саша. – Оба уха у тебя вроде бы на месте.

Иван, хохотнув, заявил:

– Ну, досталось бутылкой по черепу, чего только в жизни не бывает. Ты сразу обнаружила подлинный шедевр. Вот так-то лучше, ведь так?

Да, в центре коридора было явно лучше.

Подойдя к Ване, Саша сказала:

– Я не большой знаток Ван Гога, но стиль передан безукоризненно. У тебя определенно талант…

Молодой человек без тени скромности заявил:

– Ну да, я тоже так считаю!

И снова чмокнул ее в щеку.

Саша отстранилась – не потому, что ей было неприятно, а потому, что, наоборот, Иван Гогурин, этот Ваня Гог, ей нравился, несмотря на все его замашки, поведение и в особенности образ жизни.

Но ведь она только что рассталась с Федей, ее Федей – вернее, уже даже больше и не ее.

И не она с ним, а он с ней.

– Я что-то не так сделал, малышка? Ну ты уж извини!

И снова поцеловал.

И как мог такой пройдоха и повеса быть автором подобных талантливых подражаний Ван Гогу? Пути таланта неисповедимы.

Нет, он все сделал именно так, но как же ей все мучительно напоминало о Феде.

Но Федя был в прошлом – или нет?

– Ну, что такое? – Он привлек ее к себе. – Я тебе не нравлюсь? А я думал, что тебе приглянулся мой автопортрет в ушанке и с сигареткой.

Приглянулся, даже очень, она бы его даже купила – но речь же шла об оригинале, который тискал ее, явно намереваясь сделать одной из своих «баб», тех самых, по которым он только что ездил.

– Ну и как поездочка? – спросила она, и Ваня недоуменно уставился на нее. А потом расхохотался.

– А, все понял, я же по бабам ездил! Тебе доброхоты наверняка уже доложили. Что, думаешь, по своим пассиям поехал с эротическим визитом?

Ну да, именно так Саша и думала, точнее, была уверена.

И пусть даже отнекиваться не пытается!

Ваня и не пытался.

– Ну да, по бабам. Потому что все наши поставщики, так уж вышло, в самом деле бабы. Ну, извини за грубое слово, женщины. И где алкоголь дешевый беру, и где жратву для нашей почтенной и не очень публики. И одна, и другая, и третья, и даже четвертая – все бабы! Вот я по ним регулярно и езжу, потому что надо же обеспечивать работу «Вани Гога».

Саша в недоумении посмотрела на Ивана. Он что, не по каким-то там подружкам или даже проституткам ездил, а поставщиков навещал?

Вернее, поставщиц.

Тот, опять ее поцеловав, заявил:

– Ну да, кого ты из меня делаешь, маленького гиганта большого секса? Лестно, очень лестно. Впрочем, не постесняюсь сказать: да, я такой. Но не могу же я быть таким всегда и постоянно, кто-то же должен заботиться о том, чтобы у нас и жратва была, и водка, и даже, пардон, туалетная бумага. И кто, по-твоему, это делает? Ну то есть каждый божий день, вернее ночь, по бабам ездит?

Странно, но она ему сразу поверила – и позднее убедилась, что Ваня ее вовсе не обманывал, хотя объяснение было весьма надуманное.

Но правда, как оказалось, могла выглядеть как ложь.

– Малышка, может, поможешь мне все выгрузить? Понимаю, не самое умное предложение, что я могу сделать девушке, которая мне жутко нравится, но народ все съел и выпил, срочно требуется удовлетворить желания нашей почтенной и не очень публики.

Саша же спросила:

– Ты всем девушкам, которые тебе жутко нравятся, подобные предложения делаешь?

Ваня честно ответил:

– Нет, только тебе! Остальные, надо сказать, в основном ленивые, пьяные и в Ван Гоге ничего не понимают. А ты другая.

Ну да, и он был другим: не таким, каким она воображала себе своего друга, но у нее же был один, соответствовавший этим критериям, и где он теперь?

Судя по всему, в Москве.

А Ваня Гог был тут, в Питере, прямо около нее: и пусть шебутной, и пусть не внушавший особого доверия, но ведь именно таким он ей и нравился.

Нравился? Ну да, причем, кажется, даже очень.

Вернее, жутко.

– А я тебе жутко нравлюсь? – спросила Саша, и Иван ответил:

– Ну да. А я тебе? Только не говори, что нет! Я всем нравлюсь!

И это было так.

– Я не все.

Он захохотал:

– Но я тоже. А раз ты мне нравишься, значит, следуя логике, и я тебе. И вообще, не забывай, я спас тебя от маньяка!

Ну да, что правда, то правда. Однако маньяк напал на нее именно здесь, в «Ване Гоге».

Напади он где-то в ином месте, быть может, она была бы уже мертва. А так вполне себя живая и невредимая, стояла в коридоре между двух туалетов и вела беседу с человеком…

С человеком, который ей нравился: жутко.

– Ну что, будем разгружать то, что я привез, проехавшись по бабам, малышка? Долг платежом красен. Ну, опять болтаю что ни попадя. Ну, ты сама поняла!

И он опять ее чмокнул. А Саша вдруг взяла его в лицо в руки и поцеловала.

Раздалось улюлюканье и даже аплодисменты – это из туалета вывалили прокуренные рокеры.

– Горько, горько! Тили-тили тесто, жених и невеста!

Но Ваня и Саша никого не замечали.

«Ваня Гог» жил по своим правилам, странным и малопонятным, но вполне логичным. Почти все свое время Саша стала проводить тут, понимая, что этот пестрый мир вдруг стал ее вселенной, а она – ее частью.

Впрочем, этот мир быстро переместился через несколько недель и в квартиру ее родителей в Шкиперском протоке: именно там они с Ваней впервые занялись любовью.

Все было совершенно иначе, чем с Федором, но, странное дело (и этого она стыдилась более всего), находясь в объятиях своего нынешнего любовника, она думала о предыдущем.

Неужели она связалась с Иваном и даже оказалась с ним в постели, потому что пыталась таким образом найти замену Федору?

Ее Федору? Нет, больше явно не ее, потому что у нее, получается, был теперь ее Ваня.

Но только ли ее?

– Я человек свободолюбивый, малышка, – заявил он, голым куря на балконе. – И ты должна принять меня таким, какой я есть!

Улыбнувшись, Саша, чувствовавшая, что с Ваней Гогом ей хорошо, причем даже очень, поинтересовалась:

– Это значит, что ты все время будешь ездить