Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но все эти дни, сидя в родительской квартире, она думала только о нем.
Ну, точнее, о нем и о Феде, ее Феде.
Потому что они оказались так похожи, хотя и отличались. И, судя по всему, были одного поля ягоды, и это казалось кошмарнее всего.
Кошмарнее – или желаннее?
Поэтому она появилась в «Ване Гоге», когда там дым стоял коромыслом, и спросила у бармена:
– А Ваня… здесь?
– По бабам поехал, – ответил тот и, присмотревшись, спросил: – Ты Саша? Та самая, на которую маньяк напал?
Ну да, она уже стала местной знаменитостью: Саша, на которую напал маньяк.
Хорошо, что так, ведь могла бы стать Сашей, которую убил маньяк, затем расчленил, а куски тела выбросил в Неву.
«Зови меня просто Джек».
Саша кивнула: отрицать очевидное было глупо.
– Вот, Джон оставил.
Джон? Ну да, Иван!
«Зови меня просто Джек».
Он протянул ей точно такую же открытку с закатом над Невой, какую передал ей через курьера Федя.
Ее – или уже нет?
«Малышка!»
На глаза навернулись слезы. Даже почерк был похожий: косой и твердый.
«Малышка! Хорошо, что заглянула. Ты уж извини, если чего. Да, я не ангел, но никому и не обещал быть таковым. Но и не самый жуткий демон. Если хочешь в этом убедиться, то дождись меня. Целую тебя. Твой В.»
Саша поймала себя на том, что улыбается. Ну да, написано без единой орфографической ошибки. Вроде по стилю так же, как писал Федор, а по смыслу совсем иначе.
Тот с ней расстался, а Иван, то есть «твой В.», наоборот, желал ее удержать.
– А Ваня по бабам надолго поехал? – спросила Саша, чувствуя, что улыбка все еще не сходит у нее с лица.
Она что, назвала его Ваня? Больше не Иван?
Ну да, не ангел, но честно об этом говорит.
Зато и не самый жуткий демон.
Не «Зови меня просто Федя».
Федя – или Джек?
Бармен пожал плечами:
– Это как получится. Иногда надолго, иногда нет. Тебе коктейльчик, ты же по ним прикалываешься?
Саша, разглаживая послание от Вани, сказала:
– Нет, с коктейльчиками хватит. Можно мне кофе?
Ожидая «своего В.», Саша потягивала кофе, кстати весьма и весьма неплохой, и наблюдала за разномастной публикой в «Ване Гоге». Кого тут только не было: молодые и старые, лысые и патлатые, одетые во все яркое и в абсолютно черное, мужчины, женщины и те, чей пол она, даже внимательно присмотревшись, определить не могла.
И, как выходило, даже местный Джек-потрошитель.
Несмотря на кошмарное происшествие, угрозы от публики в «Ване Гоге» Саша не чувствовала: судя по разговорам, народ тут был не только мирный, но и тем или иным образом связанный с творчеством и миром искусства, официального, полуофициального и по большей части андеграундного.
Музыканты, те же рокеры, поэтессы, художники, актрисы, концептуалисты, поклонницы неведомого культа, писатели и редактессы – кто только не толпился в «Ване Гоге», предаваясь неге жизни, любовному флирту, а также вполне себе профессиональным разговорам.
Улавливая отрывки разнообразных бесед, Саша поняла, что это свой мир: весьма странный, более чем завораживающий и такой интересный.
И она, как выходило, также стала его частью.
Хотя она и бывала в «Ване Гоге» уже несколько раз, только сейчас ей представилась возможность внимательнее рассмотреть интерьер. Ну, мебель как мебель, весьма и весьма потрепанная, но, видимо, этим и шикарная, но зато на стенах полотна, в основном в коридорчике, а также, как она смогла убедиться, в дамской комнате и даже в мужской (куда она мельком заглянула, вызвав восторженный рев парочки куривших там бородачей).
На первый взгляд и даже на второй, копии картин Ван Гога (ну да, надо же было оправдывать игривое название, которое, как она теперь знала, было прямой отсылкой к имени и фамилии основателя и владельца сего заведения: Иван Гогурин).
Только на третий взгляд можно было понять, что никакой это, конечно, не Ван Гог и даже не копии, пусть и отличные, его знаменитых полотен.
А совершенно новые, просто исполненные в его неподражаемом стиле. Том самом, который кто-то взял и скопировал – и не просто так, а с большим талантом.
Например, в типичном вангоговском стиле изображенная Дворцовая площадь в Питере: такое впечатление, что великий голландец самолично посетил Россию и написал это.
Чего, конечно же, не было.
Или звездное небо над Невой, о чем свидетельствовал пик Адмиралтейства, желтый, как голландский сыр, и весьма кривоватый, но от этого такой завораживающий.
Или аллея в Петергофе с сухими фонтанами. Или Ростральная колонна и Александрийский столп, странным образом оказавшиеся рядом. Или совсем уж фантастическое наводнение, затопившее подножие Медного всадника.
И, весь в тумане и мгле, Спас на Крови.
Кто-то сумел мастерски не только скопировать стиль Ван Гога, но и создать подлинные шедевры так, как мог бы нарисовать сам голландский гений.
Только кто же автор всех этих занятных подражаний Ван Гогу?
В неприметном углу Саша заметила своеобразную интерпретацию известного автопортрета Ван Гога с отрезанным ухом и трубкой: на полотне был изображен «твой В.» в шапке-ушанке, с помятой сигаретой и с забинтованной головой, правда, глядел он на зрителя не слева направо, как Ван Гог, а справа налево.
Это полотно, вероятно автопортрет, произвело на нее самое большое впечатление. Шапка-ушанка на «твоем В.» была точно такая же, как тогда, у метро, на Феде – нет, больше не ее.
– Что, нравится? – услышала она знакомый голос и заметила возникшего у нее за спиной Ивана, видимо уже проехавшегося «по бабам».
Поцеловав Сашу в щеку, причем крайне небрежно, как будто делал это сотни раз, он продолжил:
– Это тоже мой самый любимый. Я же удачно получился, не так ли? Жаль, что тут темно, надо бы перевесить!
Он снял подражание Ван Гогу и стал искать место, куда бы картину переместить.
«Твой В.», что ли, только что поцеловал ее? Ну да. И это не было