В ее голосе, интонациях, как она называла его по имени, было что-то такое, что толкнуло его в грудь, и он, крикнув:

– Я здесь! – выплыл из-за макушки ели.

– Ну, знаешь! – рассердилась она, увидев его. – Так не шутят! Все – хватит! Отвези меня на берег!..

Он подчинился, с глупой улыбкой на лице потянул лодку к берегу, вышел из воды и подал девушке руку. Она оперлась на нее, поднялась из лодки и, качнувшись, чуть было не упала. Валдемар быстро подхватил ее, поддержал, затем привлек к себе…

– Не надо, Валдемар… Не надо. Отпусти… Мы же взрослые люди…

Она посмотрела на него, не пытаясь освободиться…

Он отступил в сторону, пропуская ее к берегу.

Вера молча улыбнулась ему, повернулась, поднялась на берег и пошла к машине.

И тут Валдемар спохватился.

– Вера! – крикнул он и бросился за ней.

Девушка остановилась, обернулась к нему.

– Вера, я должен, должен обязательно сфотографировать тебя!.. Понимаешь, здесь, в этом заливе с затопленным лесом, и ты… Обязательно!..

– Нет, я не хочу, – секунду помедлив, ответила она.

– Верочка, умоляю, прошу, очень! Я не для себя – нет! Я думаю, из этого может что-то получиться!..

– Не смогу, нет!.. Я всегда буду думать, что моя фотография где-то гуляет по чужим рукам, размноженная в сотнях экземпляров!

– А как же артисты? И не только они!

– Там свое… Я не принадлежу к таким… Мои родители говорили мне, что человек не должен выставлять достоинством то, что не заработано трудом, что досталось от природы. В этом нет никакой личной заслуги…

– А-а, так вот что тебя удерживает!

– Нет, ты не понял меня! Не только это, да и в основном не это!

– Верочка, но я же совершенно о другом! Понимаешь, через красоту человек становится чище, тянется к ней!.. Это вечно в нем!..

– Хорошо, Валдемар, – наконец согласилась она. – Только договоримся – ты покажешь снимки мне и никуда не выставишь!

– Согласен, согласен! – повеселел он. – Постой минутку, я сейчас принесу фотоаппарат! – крикнул он ей уже на бегу, боясь, что она передумает.

* * *

С залива они снялись с восходом солнца на следующий день. До места добрались во второй половине дня. Сидорин поставил машину рядом с маленьким, едва заметным ключиком, странно берущим начало здесь, почти на самой вершине горы, куда они забрались по старой заброшенной дороге, серпантинкой проложенной наверх хребта. Заглушив двигатель, он сунул под колеса машины пару чурбаков.

– Валдемар, устрой получше ключик! – начал раздавать распоряжения Сидорин. – Видишь, какой он слабенький. Пристрой какой-нибудь желобок!.. Женька, а ты заготовь дров! И побольше! Без нас у Веры все должно быть под рукой. На целую неделю уходим!..

– Что-что? Вера останется здесь одна? – удивился Валдемар.

– Да – одна.

– А что в этом особенного? – посмотрела на него Вера.

– Оставим ракетницу, на всякий случай! – постарался успокоить Сидорин Валдемара. – Ничего страшного… Спать будет в машине!

– А что могут эти ракетницы?.. Так, пшикалки!

– Ну-у, не скажи! Давай-ка проверим. Тащи сюда!

Валдемар достал из вьючника две ракетницы, зарядил, подошел к Сидорину. Тот взял у него одну, поставил стоймя к дереву подвернувшуюся под руку доску, отошел метров на десять, прицелился и выстрелил. Ракета с шипением ударилась о доску, отскочила от нее, оставив на ней небольшую вмятину, и, поелозив по земле, сгорела.

– Вот видишь, – неуверенно произнес Сидорин. – А ну, попробуй ты!

Валдемар вскинул руку и, не целясь, выстрелил. Эффект был тот же самый.

– Ничего, отпугнуть можно, – сказал Сидорин. – И потом здесь безопасно. Я не слышал ни о каких происшествиях. Район спокойный…

– Ребята, томичи, вчера рассказали: за ними по Собольему медведь несколько дней шел, – вставил свое Женька.

– Да? – спросил Сидорин и посмотрел на Валдемара.

Тот утвердительно кивнул.

– Значит, виноваты сами… Хватит об этом! Давайте готовиться к маршруту. Вере надо оставить запасы. Валдемар, поможешь ей! Мы с Женькой подготовим все к маршруту, а ты прикрепляешься к Веруньчику!.. Веруньчик, он сегодня твой! – шутливо засмеялся Сидорин.

От этих слов Ивана Павловича Вера вспыхнула, отвернулась от мужчин и что-то слишком уж внимательно стала искать во вьючниках.

Те же, не обратив на ее смущение никакого внимания, принялись основательно устраивать стан. Они натянули огромный брезентовый тент, закрепив его веревками по углам за деревья, расставили под ним раскладушки, вьючники. Рядом с тентом соорудили очаг и развели костер.

И этот уголок тайги, на краю большой поляны, зажатой в неглубокой седловине увалов, принял вид обжитого места.

Пока они занимались станом, Вера и Валдемар не сказали друг другу, пожалуй, и двух слов. Однако оба постоянно чувствовали близость и напряженное взаимное внимание. Готовя завтрак, суетясь между столом и костром, Вера иногда вскидывала на него взгляд и по его поведению догадывалась, что он замечает каждое ее движение. И от этого – его присутствия, мыслей о нем, и оттого, что он, казалось, сторожит, ловит каждый ее взгляд – у нее куда-то исчезла былая ее ловкость. Руки и ноги стали неповоротливыми, неуклюжими. Заметив это за собой, она постаралась взять себя в руки, контролировать свои движения. Однако от этого еще больше стала делать промахов. Размешивая в кастрюле макароны, она уронила в нее ложку, попробовала достать – получилось совсем плохо – ложка упала в костер, и она чуть было не опрокинула туда же макароны.

Сконфуженная и покрасневшая, она подняла голову и с вызовом посмотрела в ту сторону, где был Валдемар, где был человек, присутствие которого тяготило ее, мешало быть самой собой… И встретилась с ним взглядом и поняла, что его что-то беспокоит, волнует, он боится за нее: как останется она одна в тайге на целую неделю.

От этого ей стало приятно, радостно, и сразу же вернулись уверенность и легкость.

«Глупенький! – подумала она. – Такой большой и такой глупенький!.. В этом нет ничего особенного. Это первый раз неуютно в одиночестве… Потом привыкаешь. Побыть одной, совсем одной – в этом есть своя прелесть. Дома, в Москве, такое невозможно представить!»…

Вера закончила возиться с кастрюлями, быстро собрала на стол.

– Ребята! – крикнула она. – Все готово! Пора!..

Поужинали рано. Было еще светло. Солнце только-только подходило к горизонту, намереваясь, прежде чем скрыться за далекими таежными увалами, разбрызгать по небу чистые, незамутненные цвета, которые, меняясь, неторопливо, торжественно и печально, как органная месса, будут волнами уходить за солнцем, за горизонт, и затухать там, оставляя пустым, невзрачным вечернее небо, которое станет сразу тусклым, серым и быстро потемнеет к ночи.