Он хотел сказать ей: «Беги!» — И не мог. Не встречая в первые мгновения никакого сопротивления, взял её за горло и стал сжимать руку, вынужденный видеть, как недоумение на её лице сменяется ужасом, потом — болью и смертной мукой. Все её отчаянные попытки вырваться были тщетны против киборга. Чем сильнее был его внутренний протест против происходящего, тем сильнее сжималась рука…

И вдруг всё исчезло. Он осознал, что по-прежнему стоит в коридоре, на том же самом месте, а напротив стоит Анна и встревожено заглядывает ему в лицо:

— Кайл Ивайр! — Повторила она почти робко. — Что с тобой? Ты меня видишь, ты меня узнаёшь?

Ивайр открыл рот, но челюсть двигалась сама по себе — он не мог выдавить ни звука.

— Ты пугаешь меня! — Взмолилась Анна. — Ивайр, что с тобой?!

— Как ты уцелела? — Спросил он хрипло, когда смог говорить.

— Не понимаю?

— Что случилось? — Спросил теперь он сам, чувствуя, что ничего не понимает и он.

— Я проснулась среди ночи, мне стало как-то тревожно. Смотрю, твой сигнал на браслете мерцает то жёлтым, то красным. Я выскочила в коридор, а ты… Ты выглядел ужасно, у тебя глаза закатились, тебя всего трясло. Я не знала, что делать! Как ты теперь?

— Я не знаю, что сказать. — Ивайр медленно приходил в себя. — Здесь только что был Лавайр. Он приказал мне, и я тебя убил.

— Нет! — Поспешно возразила Анна. — Это был просто сон. Ты уснул! Ты сам говорил, что нуждаешься во сне так же, как я. Видишь, — она сжала его левую, живую руку, — и с тобой, и со мной всё в порядке, я живая, ты не спишь!

— Это было так реально. — Сдавался Ивайр. — Я не могу поверить… Он стоял вот здесь, говорил со мной, издевался, а потом отдал приказ, и я не мог не подчиниться. Я убил тебя!

— Ты просто увидел кошмар. Ты, наверное, этого боишься, вот во сне это и произошло. — Анна мимолётно коснулась его виска. — Всё прошло. Хочешь спать в «Цветке ветра»? Я сделаю тебе туда допуск, и ты будешь ночевать дома. Хочешь?

— Да. Наверное. — Согласился он. — Прости…

— За что?

— Что напугал тебя. И что не смог, хоть и во сне, противостоять ему.

— Глупости. Это сон. В реальности, возможно, всё будет иначе.

«Не будет. — Думал он, оставшись один. — Всё будет именно так: он прикажет, и я подчинюсь. Как мне жить теперь с этим в памяти?! Я же тебя на самом деле убил!»

На следующий день Анна заметила, что он опять охладел к общению с ней, и не могла этого понять. Даже обиделась: в конце-то концов, сколько можно?! И сама повернулась к нему спиной, решив полностью посвятить своё время полётам. Она делала успехи — летала уже не судорожными рывками, а довольно плавно и ровно, хоть и не с очень большой скоростью. Ощущение полёта было таким, что если бы не ограничитель, который она предусмотрительно поставила сама себе, она, наверное, так и умерла бы однажды в тренажёре от истощения. Как та крыса, которой вживили в центр удовольствия электрод, и которая всё жала и жала на кнопочку, пока не сдохла от голода. А кто устоял бы от соблазна полетать по-настоящему, ощущая полёт всем телом, меняя направление и высоту одним усилием мышц, а не давлением на рычаги и кнопки? Выдерживать характер было легко — она просто не замечала течения времени, твёрдо решив добиться того, чтобы Ивайр сам стал искать общения.

Здоровье её, и без того, видимо, крепкое — она же выдержала на чужой планете, выжила в условиях, в каких инопланетяне не выживали! — в идеальных условиях, при хорошем питании и уходе, стало безупречным и побуждало её к выплеску энергии. Она летала в тренажёре, плавала, занималась в спортзале, и всё равно чувствовала потребность в каком-то ещё действии, ей хотелось… на волю. Элементарно, как здоровому щенку, ей хотелось на волю, куда-нибудь в лес, на пляж, к морю, хоть куда, и так порой сильно, что она едва ли не выла с тоски. Комфортный Грит был ей тесен — что бы она чувствовала в киборге Вэйхэ, интересно? К исходу последней недели месяца она поняла, во-первых, что Ивайр сам никогда к ней не придёт, и если она хочет с ним сблизиться, инициатива будет исходить только от неё, и во-вторых — что с желанием свободы ей не совладать. Что-то надо делать. И с этим она вызвала Ивайра в крипт.

Всё это время он старательно внушал себе, что рад отсутствию у Анны желания общаться, но был так счастлив, когда она наконец позвала, что даже испугался этого ощущения. Вид Анны, загоревшей под оранжерейным «солнцем», словно светящейся изнутри здоровьем и энергией, вновь его ошеломил. Он не знал, что сказать, стоял и смотрел на неё, пока она не спросила:

— Что это за планета, к которой мы летим?

— Элва-Маун? — Он насторожился. — Необитаемая планета… Молодая, очень опасная.

— Чем опасная?

— Землетрясениями, извержениями… Динозаврами.

— Динозаврами?!! — Переспросила Анна, и Ивайр понял, что опасался не зря.

— Да, я же говорю, это очень молодой мир.

— Ивайр, — моляще произнесла Анна, — я не могу больше взаперти. Я сойду с ума, понимаешь? Я пыталась, но это сильнее меня, я ХОЧУ на волю!

— Я понимаю. — Сокрушённо ответил он. Он и в самом деле понимал — ему ли, бывшему разведчику дальнего космоса, проводившему в космическом корабле месяцы, было не знать это чувство!

— Может, мы побываем там — в каком-нибудь не очень опасном месте… Я обещаю, что буду вести себя так, как ты скажешь, и слушать каждое твоё слово!

— Это опасно.

— А что не опасно? — Нахмурилась она. Он сдался. Если бы у неё была конечная цель, какой-то определённый отрезок времени, в конце которого она могла бы рассчитывать на то, что космический плен её кончится, он смог бы её уговорить. Но не известно было, на самом деле, сколько продлится это заточение, и как окончится. Он знал: космос хуже тюрьмы. Одно дело, когда вокруг родной мир, и есть всё равно какая-то тень надежды, хоть на побег, и совсем другое: когда вокруг ничто, от которого спасает только хрупкая оболочка корабля.

— Мы можем даже извлечь пользу из этого. — Сказал он. — Я обыскивал там базу Агой три года назад, когда мне помешало землетрясение. Эти Агой похитили что-то очень ценное с Биэлы, из лабораторий, и это что-то я тогда так и не нашёл. Мы можем посетить это место