Но, с другой стороны, если бы не психоз, я бы вряд ли решился на подобный разговор.

Так вот, — продолжил я. — Та сила, что создала этот континуум, что свела всех нас вместе, еще здесь. Она по ту сторону меня и по ту сторону вас. А тот, что мы здесь — это как раз потому, что мы несем один и тот же континуум.

— Очень интересное мнение. Мы частицы, влекомые определенной силою.

Мы чокнулись бокалами. Пиво зарябило, расходясь кругами.

— Допустим, мы все выстроены на разных орбитах, одной и той же звезды. И события наших жизней подчинены будто бы силам некоей гравитации, которая в итоге привела нас сюда. На парад планет.

Я отпил еще пива. Фадин-паук внимательно слушал меня и, кажется, был даже заинтересован.

— Тогда если мы обратимся вглубь себя, к своим переживаниям, то мы могли бы… — помогая себе я тоже начал танцевать пальцами в воздухе. Но получалось коряво. — Стать подобием детектора. Сработать как сетка детекторов для подобной силы, что выстраивает вокруг нас событийный ряд.

Закончив, я прекратил плести узор, что бы он не подумал, что это издевка. Или несерьезно.

— Помимо нашей воли? — спросил он. — Выстраивает события.

На это я взглядом показал на его серебряный костюм, на что он откинулся обратно в кресле, уйдя за вуаль тьмы и покачал головой.

Какое-то время, он оставался там. Я же подался вперед, наклонившись над столом. Став в самый эпицентр жесткого света. Наверное, он раздумал сейчас, разглядывая меня, насколько в моих словах говорит Пандорум. Прикидывал, есть ли лицевые тики, легкий тремор. Болезненный блеск глаз или нездоровый румянец.

Может быть, обдумывал мои слова и мысленно возвращался к своим переживаниям, чтобы детектировать ту силу. А может просто думал о том, довериться мне или нет.

Но я кожей чувствовал на себе его пристальный взгляд из глубины кокона-кресла. Тяжелый ток его мыслей, что стал практически ощутимым. Даже дым, что периодически вылетал из-под козырька струился по-особенному вязко.

Я же, смотрел в темноту уверенно, будто бы зная на что смотрю. Невозмутимо ел и улыбался полубезумно. С резкими тенями на лице и впалыми глазами.

Время тянулось долго, став таким же вязким. Загудел Спичка, сотрясалась его утроба,

Фадин-паук ответил.

— Но что мы хотим найти? — спросил он, показавшись на свет.

— Центр масс? — я пожал плечами. — Вокруг его все это крутится. Расскажите мне, где вы искали ответ все это время? Если знаете, что в людях-омутах его нет? Вы же где-то пытались отыскать путь к тому чувству, что приходи к вам в момент… — я запнулся, подбирая слова — в момент перерождения.

— В пятнадцать-восемьдесят девять. — строго говорит он. — Обновления, всё-таки. С каждым годом, все меньше и меньше нового. А только медленное угасание. Мне даже кажется уже, что-то чувство я и вовсе выдумал. Что это просто наваждение. Хотя я точно помню, как ранее переживал его остро.

— Но всё-таки вы искали.

Фадин-паук размеренно кивнул. До сих пор не понимая верить мне или нет.

— А что дальше? — вдруг спросил он, пригвоздив меня взглядом.

— Дальше чего?

— Дальше, когда и, если мы найдем центр масс. Если ваша теория верна. Если мы найдем следы страшной силы, влекущей нас в круговорот событий.

— Порадуемся. — говорю я. — Мы всё-таки ученые…

— Вряд ли это можно будет зачесть.

— Ну это же объективный контроль, получается.

Мы рассмеялись.

— Здесь, только нельзя лгать. — говорю я ему предельно серьезно. — Иначе можем упустить, какую-то важную деталь. Соврет один и мы тут же все потеряем. Вся работа насмарку.

— Да. Чистота эксперимента важна. — согласился Фадин-паук.

Потом замолчал, задумчиво глядя куда-то в сторону. Спичка вновь задрожал, но сразу же стих.

— Волнуется. — сказал он, подняв палец вверх. — Ох уж эти космические течения.

Свет стал мягким. Мифиида вспорхнула легкой пташкой и беззвучно приземлилось на макушку одного из кресел у соседнего столика. Устроилась там поудобнее, крылья сложив за спиной. Колкая дрожь пробежала по мне, став едким волнением в груди. Как бы мне хотелось резко обернуться и взглянуть на неё. Пригвоздить взглядом. Сломать, разрушить ее образов тяжестью своих мыслей.

Но меня сковывал неведомый мне страх. Стоило мне сделать задуманное, как я провалюсь в неё, как она захватит все мое естество, и я потону в безумии или сам растворюсь. Она развеет меня и все мои мысли.

Выкини я такое, Фадин-паук точно поймет, что у меня психоз и закроется. В тот самый момент, когда я уже так близко.

— Глупости всё это… — начал он, почуяв мои мысли. Я увяз в его паутине. И мысли мои уже давно устремились к нему в вибрации тонких нитей. — Я просто очень стар. — Фадин-паук потер глаза маленькими ручками, — И, если честно, очень устал. — тут он показал на ворот костюма. — Так что всё, что мне остается — это только баловство.

— Вы лукавите. — говорю я.

— Конечно лукавлю. — он небрежно стряхнул со стола крошки, уставился в сторону — туда, где была она.

Краем глаза я видел ее силуэт. Слышал ее тихие шаги, чувствовал прикосновение шелков, будто подол платья был у меня в руках. Представлял отчетливо ее белое, в веснушках, лицо. Её большие, черные как ночь глаза.

Этот образ не покидал меня. Он был столь ярким и сочным, что даже умозиртельно было больно на него смотреть.

Буквально, кожей я чувствовал ее взгляд. Блеск изумрудов, переливчатую мелодию серебра, капелью, журчанием, бегом быстро ручейка. Где-то далеко-далеко, в дремучей чаще самого темного леса на Земле. Ладно мои вспотели.

Осторожно прижав их к столу, я подался вперед, чтобы не показать обуявшее меня волнение, прикрываясь тем, что будто бы хочу получше расслышать историю Фадина.

— Ладно. — сказал он, выдохнув. — Нам всем это нужно. Всё-таки. Лиля всем нам была дорога. Очень любознательная… Очень умная… — тут он осекся, посмотрел на меня из-под седых бровей. — Как ученый я всю жизнь искал истину и получил только формальный ответ…Мне как ученому к этому вопросу сложно подойти…

Тут он остановился, подумал немного всматриваясь в мои глаза. Но видя, что начало положено — продолжил.

— То чувство, на операционном столе, слишком живое. Слишком яркое и настоящее. Это истечение духа, это растворение его в окружающем мире. Не мое растворение в пустоте, не растворение моего сознание или угасание его… Нет. Но истекание, растворение духа в чем-то подобном ему самому. Хоть бы это и неправильно, ведь у него нет качеств… Как легкий ветерок. Что-то на грани сна. Оно не вписывается в мою картину мира, но