К концу обеда Руфь определилась не только с приданым дляноворожденного и детскими садами Вестчестера, но и с будущей специальностьюмалыша, которого, по ее мнению, следовало определить на юридический факультет.Они выпили много шампанского, отчего походка матери утратила всегдашнюютвердость. Тем не менее это был лучший из всех проведенных ими вместе вечеров.Они уже вышли на улицу, когда Берни вспомнил, что Лиз приглашала родителей в гости.Он был настолько пьян, что тут же сказал об этом матери, совершенно не думая опоследствиях столь опрометчивого поступка.

— Лиз хочет, чтобы вы приехали к нам.

— А ты?

— Разумеется, я хочу того же самого, мама. Она хочет,чтобы вы остановились прямо у нас.

— Интересно, где?

— Джейн может спать в детской.

— Этого делать не стоит. Мы остановимся в«Хантингтоне», как было и в прошлый раз. Зачем лишний раз вас беспокоить?.. Икогда же она нас ждет?

— Рождественские каникулы начнутся у нее, если неошибаюсь, двадцать первого декабря. Почему бы вам не приехать к нам именно вэто время?

— Она что — будет работать до этих пор? В ответ Берниулыбнулся:

— Меня всю жизнь окружали недалекие женщины… Онасобирается работать до самых пасхальных каникул и только после этого выйти вотпуск. Ее будет замещать Трейси — ее лучшая подруга. Они уже обо всемдоговорились.

— Мешуггенех! Сумасшедшая! Ей в это время уже нужнобудет лежать!

Он пожал плечами:

— Вряд ли. По крайней мере, доктор говорил, что онаможет работать до самого-самого… Лучше скажи — вы приедете или нет?

В глазах у матери засверкали озорные искорки.

— А как ты думал? Неужели я могу бросить сына в этомбогом забытом месте? Берни рассмеялся:

— Я так его никогда не называл.

— Но это, согласись, все же не Нью-Йорк. Берни печальновздохнул и стал смотреть на стремительные потоки машин, несущихся мимомагазинчиков Мэдисон-авеню… Он по-прежнему был верен Нью-Йорку, считаяСан-Франциско местом вынужденной ссылки.

— Сан-Франциско — не самый плохой город, мама. Он досих пор пытался убедить в этом самого себя. Да, он был счастлив с Лиз, нонасколько им было бы лучше, живи они в Нью-Йорке!

Мать пожала плечами и грустно посмотрела на Берни.

— Скорей бы ты возвращался домой… Давно пора этосделать. Особенно сейчас. — Все думали о Лиз и ее будущем ребенке. Матьвела себя так, словно это был подарок, предназначенный именно ей и никомубольше. — Береги себя, Берни.

Она крепко обняла его и со слезами на глазах направилась кподъехавшему такси.

— Мазел тов, и ей, и тебе.

— Спасибо, мама.

Он пожал матери руку, кивнул отцу и медленно побрел к своемуотелю, думая о родителях, Лиз, Джейн… Нет, пусть он и жил в Сан-Франциско, онбыл редким счастливчиком. Проблема переезда заботила его сейчас не так сильно.В любом случае Лиз в этом году больше подходил климат Сан-Франциско. Непогода,гололед и снегопады еще успеют ей опостылеть. Берни вдруг подумал, что вновьпытается успокоить себя, убедить себя в том, что так лучше и для него, и длявсех… На следующий день, когда он улетал из Нью-Йорка, шел проливной дождь. Ивсе-таки он любил город и таким. Едва самолет взмыл над затянутым серой дымкойНью-Йорком, Берни вновь вспомнил о родителях. Они наверняка тоже страдают из-затого, что он живет так далеко от них. Теперь, когда у него должен был родитьсясобственный ребенок, он относился к этому совсем иначе. Разве он позволил бысвоему ребенку жить так далеко? Он откинулся на спинку кресла и заулыбался,вспомнив вдруг о Лиз и об их ребенке… Он не возражал бы и против того, чтобыэто была девочка. Маленькая девочка, похожая на Лиз. Он заснул и спал до техпор, пока самолет не начал снижаться.

Неделя в Париже прошла стремительно, оттуда он, как всегда,отправился в Рим и Милан. Затем последовали Дания, Берлин и наконец Лондон.Поездка оказалась на редкость удачной, когда же он вернулся домой и увидел Лиз,то не мог удержаться от смеха. Живот ее стал таким большим, что она уже немогла надевать свою обычную одежду.

— Что бы это значило? — спросил Берни с усмешкой.

— О чем это ты? — пожала плечиками Лиз, но тут жесмущенно добавила:

— Не смотри на меня! Я сама себе кажусь противной!

— Что? Ты, наверное, сошла с ума! Ты никогда невыглядела лучше!

Берни нежно обнял ее и спросил как бы невзначай:

— Как тебе кажется, кто это?

Лиз улыбнулась и пожала плечами:

— Когда я ходила с Джейн, на этом сроке живот у менябыл поменьше… Впрочем, это ничего не значит. — Она задумалась. —Может быть, это мальчик… Ты ведь хочешь мальчика?

Он посмотрел на нее, склонив голову набок.

— На самом деле мне совершенно все равно. Как будет,так и будет. Когда мы должны идти к доктору?

— Ты уверен, что хочешь этого? Она посмотрела на Бернитак, что он моментально встревожился.

— Что это с тобой? — Но тут его осенило:

— Наверное, с тобой успела поговорить моя мамочка, так?

Лиз густо покраснела и растерянно пожала плечами.

— Пойми, для меня нет никого красивее тебя! Я хочуделить с тобою все — и хорошее, и плохое — понимаешь? Это наш с тобой ребенок,поэтому и там мы должны быть вместе. Разве не так?

Лиз облегченно вздохнула.

— А ты меня после этого не разлюбишь?

— Разве я могу тебя разлюбить?

— Прости… Прости меня… Это я так.

Раздался звонок в дверь. Это были Трейси и Джейн. Берниподбросил визжащую от счастья Джейн над головой и стал показывать ей подарки,привезенные из Франции. Прошел не один час, прежде чем Берни и Лиз вновьостались одни.

Они легли в кровать поздно за полночь, но и здесь продолжалиговорить — о его работе, о магазине, о Европе, об их ребенке… Лиз теперьволновал только он, и Берни нисколько не обижался на это — ведь это был ихобщий ребенок. Берни обнял Лиз и забылся мирным, покойным сном.

Родители Берни приехали во второй день рождественскихканикул. Лиз и Джейн встречали их в аэропорту. К этому времени Лиз была уже нашестом месяце. Руфь привезла с собой не только массу детских вещей отБергдорфа, но и целую кипу буклетов, посвященных проблемам здоровья матери иребенка, которые Лу принес из больницы. Руфь тут же принялась одаривать Лизсоветами, восходящими едва ли не к ее бабке, и, едва взглянув на животневестки, пришла к заключению, что родиться должен мальчик, и это не могло невызвать общей радости. Прожив неделю в городе, родители вместе с Джейнотправились в Диснейленд, предоставив Берни и Лиз возможность отпраздноватьсвой юбилей наедине. Праздновали они его целых три дня. В первый вечер пошли в«Звезду», во второй — участвовали в грандиозном благотворительном вечере,устроенном магазином, в третий — а это уже был канун Нового года — вместе сдрузьями направились в бар все той же «Звезды». Это время они провелипрекрасно, однако, когда Руфь и Лу вернулись, Руфь тут же заметила, что Лизвыглядит ужасно: она была бледной, усталой и изможденной. Вдобавок ко всему Лизуже месяц мучили боли в бедрах и пояснице.