К счастью, у Лиз ничего подобного не было.

— Как это ужасно — иметь ребенка… Правда?

— Ну что ты! Конечно же, нет! Это прекрасно, пусть унекоторых и случаются подобные вещи. Все это не так страшно, как кажется, ипотом совершенно забывается… Если у тебя и у человека, которого ты любишь, естьребенок, лучше этого нет ничего.

— А ты любила моего настоящего папу? — внезапнопосерьезнев, спросила Джейн.

Лиз на мгновение растерялась, пораженная тем, что девочкарешила спросить об этом именно в тот день, когда ей позвонил Чендлер Скотт,человек, которого она ненавидела больше всего на свете. Сказать об этом Джейнона не могла — ни сейчас, ни потом, ведь она так любила ее.

— Да. Любила. И даже очень сильно.

— А как он умер?

Джейн никогда не спрашивала ее об этом. Оставалосьнадеяться, что девочка все-таки не слышала сегодняшнего телефонного разговора…

— Он погиб в катастрофе.

— В автокатастрофе?

Этот вариант был не хуже и не лучше любого другого.

— Да. Он сразу умер — мгновенная смерть. Даже не успелничего понять.

Лиз казалось, что для Джейн этот момент должен иметьзначение. Так оно и оказалось.

— Это хорошо… Представляю, как ты тогда расстроилась…

— Конечно… — не сморгнув, солгала Лиз.

— А сколько мне тогда было?

Они уже подошли к дому. Лиз запыхалась так, что едва моглаговорить.

— Всего несколько месяцев, милая.

Они поднялись на крыльцо. Лиз открыла ключом дверь дома и,войдя внутрь, поспешила сесть. Джейн тем временем нашла вазу и поставила в неецветы, предназначавшиеся для Берни. Она посмотрела на мать с улыбкой.

— Я так рада, что ты вышла замуж за папу. А то бы уменя никого, кроме тебя, не было.

— Я тоже очень рада.

Знала бы девочка, как отличается один ее папа от другого.

Джейн отнесла цветы в другую комнату, а Лиз занялась ужином.Она настояла на том, что будет, как и прежде, готовить все сама, и стараласькормить Джейн и Берни их любимыми блюдами. Она не знала ни того, как будетчувствовать себя после рождения ребенка, ни того, будет ли у нее время наготовку, и поэтому спешила побаловать их сейчас, пока у нее есть такаявозможность. За последний месяц благодаря ее стараниям Берни прибавил в веседесять фунтов, что чрезвычайно его забавляло.

В этот вечер он вернулся домой необычно рано, был оченьвеселым и общительным, благодарил Джейн за цветы и вообще всячески пыталсяугодить ей. Посерьезнел же он только тогда, когда Джейн отправилась спать и онис Лиз остались вдвоем. Говорить о столь серьезных вещах при ребенке Берни влюбом случае не стал бы. Он прикрыл двери комнаты Джейн и спальни и включилтелевизор. И лишь после этого обратился к Лиз:

— Пибоди, наш юрисконсульт, посоветовал мнепереговорить с неким Гроссманом, что я тут же и сделал… — Берни не мог недоверять Гроссману, ибо тот не только был родом из Нью-Йорка, но и учился вКолумбийском университете. — Он сказал, что эта ситуация не столь проста,как может показаться. У этого типа действительно ; есть определенные права.

— Неужели?! — Лиз неловко уселась на кровать. Онавновь стала задыхаться. — После стольких лет? Как это вообще возможно?

— Просто наш штат отличается особым либерализмом —только и всего. — Берни с грустью подумал о том, что в этой ситуации вомногом повинен Берман, так и не позволивший ему вернуться в Нью-Йорк. —Конечно, если бы я удочерил Джейн, все выглядело бы совершенно иначе. Но, увы,я этого не сделал. Это была ошибка. Казалось, что нам вовсе ни к чемусвязываться с властями, коль скоро ребенок и так носит мое имя…

Как Берни корил себя теперь за свое легкомыслие!

— Но разве тот факт, что он оставил… что он бросил нас— меня и ее, не имеет никакого значения?

— Возможно, это обстоятельство и может решить исходдела в нашу пользу, но это, к сожалению, не очевидно. Все будет решать судья.Он и даст заключение — покидали вас или нет… Если мы выиграем, прекрасно. Еслиже проиграем, придется подавать дело на апелляцию. При этом суд, вне всякихсомнений, примет решение, позволяющее Чендлеру Скотту встречаться с дочерью покрайней мере до момента принятия окончательного решения. Это будет продиктованотак называемыми «соображениями гуманности».

— Но ведь он уголовник, мошенник, подлец! Еще никогдаБерни не видел Лиз такой разъяренной. Она действительно люто ненавидела своегобывшего мужа, и ее можно было понять. Подобные же чувства по отношению к немуначал испытывать уже и сам Берни.

— Они заставят меня показать ему ребенка?

— Скорее всего да. Понимаешь, отец девочки априорибудет считаться нормальным хорошим человеком до тех пор, пока не будет доказанообратное. Сначала они позволят ему встречаться с Джейн, потом дело будетрассмотрено в суде, и только после этого мы узнаем — выиграли мы или проиграли.При этом нам придется объяснить девочке, что это за человек, зачем он хочетвстретиться с ней и что мы обо всем этом думаем. — Берни видел, что Лиз встревожиласьуже не на шутку, но все же решил продолжить свой рассказ. — Гроссмансчитает, что с большой вероятностью мы можем проиграть дело. В последнее времяо правах отцов стали много говорить. Вполне возможно, судья примет сторонуЧендлера Скотта, каким бы мерзавцем тот ни был. В соответствии с теорией,согласно которой отцы — если, конечно, они не колотят своих детей — имеют такиеже права, как и матери. Даже в тех случаях, когда отец ведет себя по отношениюк детям жестоко, ему все-таки позволяется видеться с ними. Понимаешь, в чемдело?

Только теперь Берни заметил, что Лиз плачет. Конечно,говорить ей подобные вещи сейчас было по меньшей мере глупо.

— Деточка, ты уж прости меня… Мне не следовалорассказывать тебе всего этого…

— Я должна знать всю правду, какой бы горькой она нибыла, — всхлипывая, ответила Лиз. — Скажи, а можем ли мы каким-тообразом избавиться от него?

— И да, и нет… Гроссман был со мной откровенен.Конечно, откупаться от этого типа — значит, поступать не вполне законно, но вподобных случаях именно так и делается. Вряд ли по прошествии шести лет онвдруг начнет учить девочку кататься на велосипеде, верно? Просто парень решилнемножко подзаработать… Главная проблема состоит в том, что он будет делать этоснова и снова. Это как бездонная бочка.

На самом деле для себя Берни уже все решил: он даст этомутипу десять тысяч долларов и потребует, чтобы тот убрался с его глаз раз инавсегда. Давать больше было бы неразумно — у Скотта мог разгореться аппетит, иэто ни к чему хорошему уже не привело бы. Берни поделился этими мыслями с Лиз,и она тут же согласилась с ним.

— Может быть, позвоним ему?