— Нравится? — спросила она.

Блау погладил жестяную столешницу и подошел к письменному столу, где по-прежнему лежали распечатки с каким-то графиком.

— Я ничего не трогала, — сказала она многообещающе, словно показывала выставленный на продажу дом будущему покупателю. — Только выбросила незаконченные препараты — они уже начинали портиться.

Блау почувствовал на плече ее руку, испуганно оглянулся и тут же опустил глаза. Вдова подошла поближе и встала так, что ее грудь коснулась его рубашки. Доктор ощутил выброс адреналина и едва сумел удержать собственное тело, невольно подавшееся назад. Тут задетый Блау стол качнулся и маленькие стеклянные ампулы чуть не скатились на пол, что оказалось очень кстати: доктор поймал их в последний момент, заодно избавившись от этой неловкой близости. Он был уверен, что все вышло непреднамеренно: вдова случайно прикоснулась к нему. Одновременно Блау почувствовал себя мальчишкой — разница в возрасте показалась вдруг огромной.

Вдова явно потеряла интерес к экскурсии и пояснениям, она достала мобильник и кому-то позвонила. Обсудила вопрос с арендной платой, договорилась о встрече в субботу. Все это время Блау жадно глазел по сторонам, рассматривая каждую деталь и обещая себе всё-всё запомнить. Мысленно записывал план лаборатории, отмечая место каждой бутылочки, каждого инструмента.

После ланча, во время которого вдова рассказывала о покойном муже, его распорядке дня и мелких чудачествах (Блау слушал внимательно, догадываясь, что удостоился величайшей милости), госпожа Моул уговорила доктора выкупаться в море. Тот воспринял это без особого восторга: куда охотнее он просто посидел бы в библиотеке, еще раз изучил кота и саму комнату. Но отказать хозяйке Блау не посмел — попытался, правда, отговориться отсутствием плавок.

— Да ладно, — ничуть не смутилась госпожа Моул, — это мой личный пляж, там никого не будет, кроме нас. Выкупаешься голым.

Однако сама осталась в купальнике. Завернувшись в полотенце, доктор Блау снял трусы и поспешил в воду, которая оказалась такой холодной, что у него на мгновение перехватило дыхание. Плавал доктор плохо — как-то не довелось научиться. Он вообще не был большим поклонником физической активности. Блау неуверенно попрыгал, опасливо нащупывая ногами дно. Вдова же отплыла довольно далеко — красивым кролем — и вернулась. Брызнула на доктора. Тот удивленно заморгал.

— Ну чего ты ждешь, плыви! — воскликнула она.

Блау долго собирался с духом, не решаясь окунуться в холодную воду, наконец послушно, словно ребенок, не желающий разочаровать родителей, проплыл немного и повернул назад. Госпожа Моул с силой шлепнула рукой по воде и поплыла дальше одна.

Блау ждал вдову на берегу, дрожа от холода. При каждом движении с нее стекали струйки воды, доктор опустил глаза.

— Что ж ты не поплавал? — спросила вдова высоким веселым голосом.

— Холодно, — коротко ответил доктор.

Женщина рассмеялась, откинув голову назад и широко открывая рот.

У себя в комнате он немного вздремнул, потом тщательно записал то, что успел увидеть. Даже набросал план лаборатории, отчего почувствовал себя немного Джеймсом Бондом. С облегчением смыл под душем соленую воду, побрился и надел чистую рубашку. Когда он спустился, вдовы в гостиной не оказалось. Дверь в библиотеку была закрыта, ключ в замке повернут, так что доктор не осмелился туда зайти… Он поиграл во дворе с котом, пока тому не надоело. Наконец услышал в кухне шум и вошел туда прямо из сада.

Госпожа Моул стояла возле буфета и перебирала зеленый салат.

— Салат с тостами и сыр. Ты не против?

Доктор поспешно согласился, хотя вовсе не был уверен, что сумеет этим наесться. Вдова налила ему бокал белого вина, он пригубил, так же неуверенно.

Она подробно рассказала Блау о несчастном случае на море, о долгих, занявших несколько дней поисках тела, о том, как оно выглядело, когда его наконец обнаружили. Есть Блау расхотелось совершенно. Еще вдова сказала, что ей удалось сохранить фрагмент наименее пострадавших тканей. На ней было длинное серое платье — свободное, с разрезами по бокам и глубоким декольте, открывавшим ее усыпанную веснушками кожу. Доктору снова показалось, что она сейчас заплачет.

Салаты и сыр они съели практически молча. Потом вдова взяла его за руку. Блау замер.

Он приобнял ее, ловко скрыв свое недоумение. Госпожа Блау поцеловала его в шею.

— Не так, — вырвалось у доктора.

Она не поняла:

— А как? Что мне сделать?

Но Блау вырвался из ее объятий и встал с дивана — весь красный, он растерянно крутил головой.

Чего бы тебе хотелось? Скажи.

Доктор с ужасом понял, что делать вид, будто ничего не происходит, бессмысленно — ничего не поделаешь, чересчур все далеко зашло, отвернувшись, он прошептал:

— Я не могу. Для меня это слишком рано.

— Просто я старше, вот и все… — сказала госпожа Моул поднимаясь.

Блау возразил, но не очень твердо. Ему хотелось, чтобы она помогла ему выкрутиться из неловкой ситуации, только пускай, ради бога, больше не прикасается.

— Разница в возрасте не такая уж большая, но… — доктор слышал, как вдова убирает со стола. — Я несвободен, — солгал Блау.

В определенном смысле это была правда — правда ведь всегда бывает только «в определенном смысле»: он несвободен. Он обручен, женат, породнен. Со Стеклянным человеком и восковой женщиной со вскрытым животом, с Солиманом, Фрагонаром[61], Везалием[62], фон Хагенсом и Моулом — Господи, с кем еще? Зачем ему внедряться, ввинчиваться в это живое, теплое, немолодое тело? Чего ради? Доктор понял, что придется уехать, пожалуй, прямо сегодня. Он пригладил волосы и застегнул рубашку на все пуговицы.

Вдова глубоко вздохнула.

— Так что? — спросила она.

Блау не знал, что ответить.

Через четверть часа он уже стоял с чемоданом в гостиной, готовый к отъезду.

— Можно заказать такси?

Вдова сидела на диване и читала.

Разумеется, — ответила она. Сняла очки, кивнула на телефонный аппарат и вновь углубилась в чтение.

Он не знал, по какому телефону вызвать такси, и решил пешком дойти до стоянки — должна же она где-нибудь здесь быть.

В результате доктор приехал на конгресс раньше, чем планировал. С трудом выпросив номер в переполненном отеле, он весь вечер просидел в баре. Выпил бутылку вина, потом поднялся к себе, лег на кровать и расплакался как маленький.