сравнить их жалкую суетливость с благородным размахом людей, помогавших королю нести его бремя совсем недавно…

Изабо в ответ только горестно кивала. Герцогиня говорила очень быстро, уверенно, и королеве самой вдруг стало казаться, что старый герцог Филипп, Луи и она радели исключительно о благе государства, которое привели к полному процветанию. Пострадали они, конечно, каждый по-своему, но все вместе – совершенно незаслуженно. Однако на последних словах герцогини от упрека королева все же не удержалась.

– Тем удивительней мне видеть, мадам, что вы и ваш супруг поддерживаете такого человека, как граф д’Арманьяк, – произнесла она капризно. – Оппозиция, которую он явно собирает и намеревается возглавить, вряд ли вернет стране прежнее спокойствие, а мне – должное почтение.

Замолчавшая мадам Иоланда посмотрела королеве в глаза. Выражение сладкого участия, которое до сих пор живо дышало негодованием, затвердело на её лице точно налипшая маска. «Безмозглая дура! – подумала герцогиня. – Тебе бы сейчас руки мне целовать и заливаться слезами, жалуясь на весь белый свет, а не счета выставлять за малое почтение. Не будь ты мне нужна, здесь бы не осталось даже госпожи де Монфор, не говоря уже об остальных. Да и я сама не тратила бы драгоценное время!». Однако наружу своей неприязни ее светлость вырваться не дала. Только изумленно всплеснула руками.

– Как же нам его не поддерживать, мадам?! Граф безмерно любил и почитал покойного герцога. Нельзя допустить, чтобы благородный человек страдал за свою преданность!

– Но теперь эту преданность он мог бы перенести на меня, – упрямо надулась Изабо.

– Ради этого мы его и поддерживаем.

Герцогиня растянула губы в фальшивой улыбке и, наклонившись к Изабо поближе, понизила голос.

– Ваше величество, у вас гораздо больше сторонников, чем может показаться. Эти пустые покои – еще не вся Франция. Наберитесь терпения, немного подождите, и страшная ночь сменится ясным рассветом.

Теперь настал черед королевы смотреть в глаза мадам Иоланде. Что она хочет сказать, эта ловкая особа? Только ли утешает или подарит надежду?

Но лицо герцогини лучилось состраданием безо всякой многозначительности, и королева разочарованно поджала губы. «Слова, слова, одни пустые слова, – думалось ей. – Мадам де Монфор утешает меня так каждый день, но что проку? Она разве не понимает, что мне нужны конкретные имена и конкретные действия? Уж от кого от кого, но от вас, ваша светлость, я могла ожидать чего-то посущественней».

– Вы мне не верите? – спросила герцогиня, видя, что королева притворством себя утруждать не стала и досадливо поморщилась. – А между тем я здесь для того, чтобы кое-что вам предложить.

Вот теперь глаза Изабо сверкнули любопытством.

– Говорите, – велела она, пожалуй, слишком горячо и поспешно. Но тут же словно желая загладить эту явную заинтересованность, добавила:

– Я, разумеется, не собираюсь ввязываться ни в какие заговоры, но вы ведь ничего такого мне и не предложите, верно? А добрый совет и в благополучные времена не повредит.

«Еще бы, – усмехнулась про себя мадам Иоланда, – только в лучшие времена ты их не слушала. Да и теперь вряд ли послушаешь, но кое-чего я от тебя непременно добьюсь!».

– Мадам, – начала она, откидываясь на спинку стула, – несколько лет назад на одном из турниров мой супруг имел неосторожность повредить доспехи на рыцаре, которому – как мы позже узнали – присущи многие добродетели. Я могла бы перечислить их все, но сейчас, не желая вас утомлять, выделю только самую ценную – преданность. Не так давно стало известно, что этот рыцарь оказался в крайне бедственном положении после убийства своего господина, герцога Орлеанского, и судьба его не оставила нас безучастными. Супруг мой ни одной минуты не колеблясь, предложил бы этому господину место при своем дворе, но я сказала ему: «Подумай о королеве. Мессир дю Шастель как раз из таких рыцарей, которых теперь очень не хватает при дворе королевском. И, может быть, нам следует найти для его достоинств лучшее применение?»…

– Как вы сказали его имя? – перебила королева.

В её памяти, прорываясь сквозь туман привычного эгоизма, хоть и с трудом, но возник все же образ высокого, довольно приятного, мужчины, который ударом кулака спас её когда-то от верного удушения обезумевшим супругом.

– Дю Шастель, – подсказала герцогиня. – Вы должны его помнить.

– Да, да…, – напрягла остатки памяти Изабо, – Гийом, кажется?

– Нет. – Мадам Иоланда ласково улыбнулась, – к великому сожалению, Гийом дю Шастель погиб в стычке с англичанами на побережье в районе Дюнкерка. Я говорю о его брате, мессире Танги, который последние годы служил камергером при герцоге Орлеанском.

– А-а, этот…

Изабо потерла пальцами висок. Образ Гийома дю Шастель вызвал неприятные воспоминания, а его брата она не помнила совсем. К тому же, непонятно было, какое отношение они могли иметь к её сегодняшним бедам?

«И после этого ты ждешь к себе почтения, – думала в это же время мадам Иоланда. – Не знать людей своего любовника, которые единственные сегодня, кто мог бы стать на твою защиту и снова наделить властью. Впрочем, мне это только на руку, и слава Господу, что ты так глупа».

– Я вспомнила, о ком вы говорите, – вяло кивнула королева. – Полагаю, ваш добрый совет сведется теперь к тому, чтобы устроить при моем дворе этого человека?

– Не только…

Герцогиня опустила голову, скрывая растущее раздражение и встала. Словно человек, еле справляющийся с волнением, заходила по комнате и заговорила, постукивая друг о друга стиснутыми руками.

– Ваше величество, боюсь, что вы можете понять меня не совсем правильно… Речь не идет о каком-либо заговоре, или другом действии, способном отдалить вас от короля. Напротив, я хочу предложить то, что вновь сделает вас добрыми супругами в глазах всего света. Невинный и ничтожный на первый взгляд шаг, которым вы ступите на ту дорогу, что вернет в эти покои его величество, а нам – вашим подданным – позволит снова любоваться прежней блистательной королевой.

Мадам Иоланда на миг замерла прямо напротив кресла Изабо, словно охваченная приятным воспоминанием. От резкого движения полы её скромной накидки разошлись, и королева чуть не взвыла от отчаяния, увидев роскошный наряд герцогини. Обычно не позволяющая себе чрезмерной роскоши, мадам сегодня надела темно-синее платье с набивным серебристым узором, с лифом, обшитым жемчугом серого отлива и с поясом тонкой работы, пластины которого скромно посверкивали небольшими изумрудами. А хуже всего было то, что талия на платье герцогини оказалась чуть ниже, чем предписывала мода, отчего вся её фигура выглядела тоньше и стройнее, тогда как сама Изабо вынуждена была задирать талию на своих платьях всё выше и выше, обременяя её, к тому же,