– Разве такими должны быть покои королевы Франции? – продолжала между тем герцогиня, окидывая взглядом почти пустую комнату. – Разве были вы когда-нибудь так бледны, как сегодня?! Нет! Любой, кто видел вас в былые дни, помнит веселую красавицу со сверкающим взглядом, всегда окруженную поклонниками! С улыбкой, способной очаровать даже турка, и с сердцем, полным великодушия! Начните с последнего, мадам, если болезнь не позволит вам сразу стать прежней во всем. Пусть вернувшийся с охоты король найдет вас не страдающей от одиночества и унижения, а полной жизни, заботливой, великодушной супругой!

Герцогиня сделала еще один круг по комнате, совершенно гипнотизируя Изабо своим нарядом, и снова остановилась. Её презрение к собеседнице скрывала слишком широкая улыбка.

– Вообразите, мадам, как будет поражен его величество, если вы заговорите с ним, к примеру, о вашем маленьком Шарле!

При упоминании нелюбимого сына королева недовольно сморщилась.

– Тем вернее он изумится! – воскликнула герцогиня. – Поверьте, приятно изумить мужчину – уже половина дела! А чтобы изумление действительно стало приятным, проявите искреннюю материнскую заботу. Мальчик, кажется, живет в Пуатье, где имеет собственный двор?

Загипнотизированная королева кивнула.

– Вот и предложите королю назначить управляющим двора в Пуатье мессира Танги дю Шастель. Скажите, что волнуетесь за сына, что желаете таким образом позаботиться о его достойном воспитании, и из одного доброго дела вы получите сразу несколько неоспоримых выгод. Во-первых – растроганный король, которого вы несомненно этим расположите к себе; во-вторых – преданный господин дю Шастель, который один стоит больше чем свора ваших нынешних придворных и который будет блюсти ваши интересы в Пуатье как свои собственные; в-третьих – сторонники Орлеанского дома, которые обязательно отметят, что вы не забываете слуг убитого герцога и сплотятся вокруг вашего величества быстрее и охотней, чем по зову графа д’Арманьяк. И я уже не говорю, какой удар вы нанесете придворным сплетникам, выдумавшим нелепую историю о том, что маленький Шарль вам в тягость! А потом, не давая никому опомниться, продолжайте вести себя так, словно ничего плохого с вами не происходило. Верните румянец на это дивное лицо, достаньте наряды, забыть которые невозможно, закажите новые… Желаете, я пришлю вам своего ювелира? Веселитесь, кажитесь беззаботной, когда его величество здоров, и предельно заботливой, когда он снова испытает недомогание, и вы сами удивитесь, как скоро наступит день, когда мечта об уединении станет вашей единственной мечтой, и без совета с вами король не возьмется назначить на службу не то что собственного камердинера, но даже коннетабля!

Герцогиня остановилась, презирая саму себя за глупости, которые говорила, и с удовлетворением отметила, что королева задумалась. «Главное, не дать ей думать слишком долго», – сказала себе мадам Иоланда, полагая, что Изабо размышляет над её словами. Но перед глазами Божьей помазанницы, еще недавно исторгавшими потоки слез, плыли в этот момент упоительные картины таинственных балов, наполненных мерцанием свечей и бросаемых из темноты пылких взглядов, сцены любовных утех и перешёптываний под звуки лютни… Неужели все это возможно вернуть всего лишь назначив на должность какого-то там рыцаря?

– Вы молчите, мадам? – вкрадчиво спросила мадам Иоланда. – Мое предложение кажется вам глупым и неисполнимым?

– Нет, что вы, – встрепенулась Изабо, еле вырываясь из приятных грез. – Я и сама все время о чем-то таком думала, просто не могла найти достойного повода. Этот ваш дю Шастель подвернулся очень кстати.

Она хотела встать, но вспомнив про треклятую талию, задранную чуть не по подмышки, передумала и только поерзала в кресле, ставшем вдруг ужасно неудобным. Ребенок в животе тоже завозился, а потом толкнулся так, что королева охнула.

– Что с вами, ваше величество?! – кинулась к ней герцогиня.

– Ничего, ничего, – простонала Изабо, – это моё… недомогание. Так бывает от сильной головной боли…

– О да, я знаю.

Герцогиня с тревогой вполне искренней понаблюдала, как разглаживается сведенное болью лицо королевы, как проясняется её взгляд, потом взяла в руки оставленную пажем шкатулку, достала из нее небольшой сосудик мутного стекла, горлышко которого было обвязано чистым полотном, и снова подошла к креслу.

– Вы расстроены, мадам, – произнесла она участливо. – Простите. Мне не следовало так вас утомлять.

– Нет… Ничего. Я вам даже признательна.

– О, – герцогиня недоверчиво покачала головой. – Это говорит одно только королевское великодушие. Но чтобы загладить свою вину, я хотела бы предложить вам чудодейственное средство. – Она протянула королеве стеклянный сосудик. – Это снадобье совершенно безобидное, однако побуждает все жизненные соки разносить по телу тепло и покой. Секрет приготовления мне рассказал монах-францисканец еще в Арагоне, и с тех пор я пользуюсь им так же часто, как молитвенником.

Изабо с опаской глянула на мутное стекло, за которым угадывалась какая-то жидкость, и невольно вжалась в кресло поглубже. Принимать незнакомые снадобья было всегда опасно, а в её положении опасно вдвойне.

– Вы привезли его, как будто знали, что я расстроюсь, – пробормотала она в замешательстве.

– Я взяла с собой все, что могло понадобиться для лечения, если бы мой лекарь счел недомогание вашего величества серьезным, – ответила герцогиня. – Не бойтесь. Чтобы вас успокоить, я могу первой его принять.

Мадам Иоланда отвязала полотняную обмотку с горлышка и уже подносила сосудик к губам, когда королева её остановила.

– Неужели вы думаете, что я унижусь до недоверия? – спросила она с той долей высокомерия, которую герцогине и хотелось услышать. – Оставьте ваше снадобье, я приму его за обедом.

– Его надо принимать до еды, мадам.

– Хорошо. Подайте мне тот серебряный кубок.

«Все-таки не доверяет – хочет посмотреть, не потемнеет ли серебро, – подумала мадам Иоланда. – Да и черт с ней, лишь бы выпила!»

Она наполнила кубок вином, затем поставила его и снадобье на чеканное турецкое блюдо и почтительно поднесла все это Изабо.

Королева с напускным безразличием понаблюдала, как герцогиня доливает ей в вино темноватое зелье, потом выпила, всем своим видом демонстрируя полное доверие, и, пока остатки зелья убирались обратно в шкатулку, с удивлением обнаружила, что покой и тепло на самом деле разливаются по её телу.

– Мне еще побыть с вами, мадам, или вы предпочтете немного поспать? – поинтересовалась мадам Иоланда.

– Пожалуй, идите, – расслабленно произнесла королева. Глаза её вдруг стали слипаться. – Один ваш визит – безо всяких снадобий – уже принес мне душевный покой. Но всё вместе – совершенно успокоило… Я как раз подумаю об этом рыцаре… дю Шастель, верно?

Герцогиня в ответ только поклонилась и проследовала к дверям.

В небольшой приемной, перед дверью в королевские покои, тут же вскочили со своих мест мадам де Монфор и сутулый лекарь герцогини Анжуйской.

– Ну что? – обратилась герцогиня прежде всего к лекарю.