Мама вышла из комнаты – Ляля замерла в расслабленной позе, засопела – детсадовская хитрость, выполненная десятки раз. Но мама не подошла к Ляле, не поцеловала «спящую», а бабушка всегда целовала. Ляля приоткрыла глаз: белая блузка в маминых руках напомнила Ляле снежную лису, которую Ляля видела на фотографиях и никогда на Лисьей горе.

Со временем всё хуже становилось бабушкино здоровье. Купание в ледяной воде помогало, так считала бабушка, но даже подружки по ЗОЖу заметили, что «лицо у Танечки чересчур красное», и уговорили сходить к хорошему врачу. Так и обнаружили эту неопасную опухоль, от этого – давление и красное лицо. Постепенно лицо бабушки стало припухлым. Ляля и не помнила бабушку другой.

Мама решила отдать Лялю в детский сад прежде всего из-за бабушкиного здоровья, чтобы бабушка больше отдыхала.

В первый же день девочка Соня начала смеяться над бабушкой:

– У тебя бабушка – пьянь.

Сама Соня оказалась старше Ляли, ей скоро должно было «стукнуть четыре». Смелая, безжалостная, лютая, как голодный кабан, она нагло разговаривала не только с воспитателями, но даже заведующей делала замечания:

– Вы неправильно говорите! Нас не двадцать пять мымриков, а двадцать пять детей!

– Хорошо, хорошо, Сонечка! Пусть «детей», ты наш профессор.

Соня постоянно поправляла нянечку. Нянечка говорила «свеклА», а Соня утверждала, что надо «свёкла», ещё нянечка говорила «ляжь на кровать», а Соня поправляла:

– Надо говорить – лягте.

Но нянечка назло не исправлялась:

– Будут меня тут яйца учить. Яйца курицу не учат.

– Курица у нас Алёна, а я – мышь, – спорила Соня, имея в виду репетиции новогодних утренников.

Алёна – это другая противная девочка, у неё мама всегда дарила подарки и приговаривала, лопотала подобострастно:

– От родительского комитета, от комитетика и всех родителей…

Но Соню уважали взрослые, было смешно, что ребёнок так много знает про фильмы, так любит кино. Соня пересказывала сериалы воспитателям и нянечке, иногда не получалось посмотреть серию, Соня же никогда не пропускала ни одной серии ни по одному каналу. Все в саду знали, что родители Сони – из Пятигорска, далёкого тёплого города, что школу они окончили с золотой медалью, что работают они в больнице и что, когда Соне исполнится пять лет, её бабушка уедет обратно.

– Старая карга, перечница, надоела, – отзывалась Соня о своей бабушке.

Бабушка Сони была тихая, даже забитая, худая, высокая и в очках, говорила неслышно, передвигалась бесшумно, даже дверь притворяла аккуратно, без стука, получалось, что как бы вкрадывалась в группу.

– Ну ты наш агент ноль-ноль-семь, – такими приветствиями встречала Соня свою бабушку.

Соня ещё смотрела по видео разные взрослые фильмы «про шпионов и любовь» и научила всю группу любить певицу Уитни Хьюстон. Она била по губам тех, кто неправильно это имя произносил… Бабушку Соня постоянно называла какими-то неизвестными Ляле агентами-нулями, какими-то эркюлями, умами и шеронами, кричала и командовала бабушкой:

– Ну поторапливайся, терминатор-убожество, серия скоро начнётся! Ну вот: опять плохо зашнур-ровала.

Соне удавалось уже и «р», Ляля же картавила, Соня её передразнивала: «клестовка», «клясная лисица» – это Ляля рассказывала иногда о лисах. Вся группа слушала, а Соня бесилась – слушать должны только её пересказы про третьих жён и четвёртых любовниц, про основной инстинкт и криминальное чтиво. Иногда на прогулке Соня гонялась за Лялей, сжав кулаки, её аж трясло от злости, буквально распирало, но догнать почти никогда не могла и начинала грозить кулаками: осенью в перчатках, зимой – в варежках:

– У-у-у, клестовка! Убью!

Детский сад был лучшим в городе, очень дорогим и носил премилое название «Лапушка». Бабушкины приятельницы по ЗОЖу уважительно качали головами и прицокивали восхищённо языком, когда бабушка отвечала, в какой сад ходит Ляля. Ляля не сразу поняла, какие плохие в группе дети, к старшей группе только прозрела. Не считая Потоцкой, конечно, – Соню все называли по фамилии, и все дети знали, что она «нехорошая», но никто с ней не ругался и не дрался – ведь Соня кусалась, всегда в скулу. Укусила она так Лизу, дочку тёти Светки, маминой подруги, а ещё Руслана. Руслан тут же Соню избил. Она ходила с синяками какое-то время, но Сонин укус держался на Руслане дольше – глаз затекал, становился красным, потом фиолетовым, потом жёлтым, и ещё следы зубов на скуле, помазанные зелёнкой; так что Соня считала, что она всё равно победила. Мама Лизы, тётя Светка, сама работала в детском саду, в обыкновенном государственном, она не стала ничего говорить тихой забитой бабушке Потоцкой, только поговорила с воспитателем. А вот мама Руслана, наглая, но справедливая баба, пошла разговаривать с родителями Сони к ним на работу, в больницу. Много позже, когда Руслан вспоминал тот случай, он говорил, что мама Сони отнеслась очень спокойно к маме Руслана, всё уговаривала «не нервничать» и сказала так:

– Моя дочь укусила вашего сына. Прошу прощения. Но Руслан же в долгу не остался. Он Соню побил. И правильно сделал. Мы квиты, не так ли? Спасибо вам, от меня и от мужа спасибо.

– За что? – опешила мама Руслана и одёрнула водолазку, облегающую все её «тридцать три животика».

– За то, что дочери дали отпор. И ещё раз извините.

– Ну что вы! Я тоже дико извиняюсь, до свидания, – озадаченно проговорила мама Руслана.

Руслан объяснял потом, когда они с Лялей вспоминали «дела давно минувших дней»:

– Мамка привыкла ругаться, но она сама раньше была воспитанная, просто жизнь её такой сделала. И тут перед ней сразу извиняются. Она сразу млеет, когда встречает таких, какой она сама раньше была.

Ляле исполнилось три года. Близился Новый год. Первый Новый год, который Ляля запомнила ясно. У Ляли не было новогоднего костюма, просто праздничное платье. Очень красивое, с юбкой на сборке, расшитое спереди на груди редкими ромбиками-бусинками! Ляля каждый день примеряла платье по вечерам, крутилась перед зеркалом, повторяя непритязательные па в танце снежинок. Ляля ждала праздника, предвкушала. И вдруг все остальные девочки переоделись перед утренником в костюмы. Тёзка Алёна была одета в костюм Курочки Рябы – шикарное красное платье в разнообразный горошек. Рукава-фонарики – в мелкий, как градины, горошек, лиф – в крапинку, как ледяные иголочки снежной крупы, а юбка – в крупный горох, и под юбкой – белая нижняя юбка, жёсткая; по белому внизу – красное кружево; на голове у Алёны – шапочка с клювом. Красные чешки, чёрные колготки… Настя Преснякова – её папа завозил в детсадовские песочницы песок за свой счёт – играла бабку. Но какая эта была бабка – это была красивейшая бабка, с лентой на голове, перевязанной узлом, в народном пушнорядском голубом сарафане. А под сарафаном – рубаха. Рукава и манишка вышиты такими удивительными цветами, светло-сиреневыми, розовыми, жёлтыми, – Ляля глаз не могла отвести.