из которых нынешние поколения просто не знали, потому что эти битвы приводили к полному истреблению жизни. Но затем Земля снова заселялась людьми и люди снова начинали убивать друг друга, совершенствуя в новой ветке своей истории новые способы убийства.

Были времена, когда здесь, по всем континентам умели создавать мечи, способные собирать жизненную силу своих жертв. Находить эти артефакты для Жреца не составляло проблем, и он появлялся у нового кандидата с древним мечом, поражал дарами и заключал сделку. С новыми адептами, он встречался на ритуале, где сила, собранная в мечи, перетекала в его сосуд жизни. Новая сила меняла Жреца, приближая к прежним состояниям, но происходило это ужасно медленно.

Людской материал был очень удобен еще и потому что, принимая дары Жреца, словно бы впитывал в себя его запах, его признаки. С помощью одного тайного, запрещенного обряда беглец сумел добиться того, что каждый, принявший дар, становился его временной проекцией, на которую наводились его преследователи — ямадуты. И служащие им собаки, и они сами становились жертвами обмана, приходя за Жрецом по ложному следу.

Теперь, творя адептов, он запутывал свой след все сильнее. Люди, получавшие от него силу, начинали действовать решительно и дерзко и на Земле кратно возрастало количество самых разных конфликтов. Хаос накрывал мегаполисы и государства, создавая идеальные условия для сбора обильной жатвы, как влага и духота создают идеальные условия для бурного роста плесени. Мечи адептов собирали эту жатву и приносили ему. А неутомимые и вездесущие ямадуты не могли ни остановить адептов, ни отыскать Жреца.

По грубым расчетам три-четыре года будет достаточно, чтобы накопить необходимую энергию и покинуть эту планету. Собственно, и люди к этому времени, как сосуды жизни, подойдут к концу, сыграв свою роль в его плане. Ну да им не привыкать…

Однако, план имел и слабые стороны. И опять-таки из-за этих несносных людей. Запущенный маховик мясорубки раскручивался теперь сам по себе и, то и дело, под его лопасти попадали адепты. Поверившие в себя, утратившие чувство меры и страха они тупо погибали в идиотских междоусобицах. Не спасали даже новые возможности. Вот это временами заставляло Жреца испытывать что-то, отдаленно похожее на раздражение. Неприкасаемые даже для посланников Владыки Смерти эти глупые создания погибали от рук таких же как они глупцов. Ну кем надо быть, чтобы так бездарно распорядиться своей силой⁉

Смерть адепта замедляла процесс накопления силы и, к тому же, заставляла Жреца искать нового кандидата для восстановления скорости. Замедление означало потерю времени, которая, кроме не особо приятного пребывания на Земле, грозила еще и тем, что его личностью мог заинтересоваться кто-то более могущественный, чем ямадуты. И если к этому времени он все еще будет тут, в своем слабом, уязвимом положении — то горе ему.

Сегодня Жрец узнал, что умерли сразу двое его слуг: один в Африке и один в Европе. А подающий надежды адепт с юга России невнятно промямлил что-то о том, что не смог собрать жатву к очередному ритуалу. Это были неприятные новости и что бы выровнять баланс эмоций Жрец отправился с вершины Чимборасо в сельву, в долину мощной здешней реки — Амазонки.

Солнечные лучи, словно золотые нити, пробивались сквозь переплетение крон, едва касаясь земли, где царствовал вечный полумрак. Воздух, густой от влаги и ароматов, обволакивал всё вокруг: сладковатый запах орхидей смешивался с терпким душком гниющих листьев, а где-то вдалеке витала свежесть водопада, невидимого, но слышимого. Гигантские деревья-исполины, обвитые лианами-удавками, тянулись ввысь, их стволы, покрытые бархатным мхом, хранили секреты столетий. Эпифиты, словно паразиты-художники, раскрашивали кору яркими всплесками бромелий, а под ногами ковёр из папоротников шелестел, будто шептался с потревоженными ящерицами.

Гул жизни вибрировал в пространстве: раскатистые крики ревунов сливались с пересвистом попугаев ара, их алые и лазурные перья мелькали в вышине, как живые искры. Где-то в чаще хрустнула ветка — возможно, ягуар сменил засаду, невидимый и беззвучный. Над болотцем, затянутым ряской, стрекозы с аметистовыми крыльями застывали в воздухе, а в мутной воде мелькали тени пираний. Даже тишина здесь была обманчива — под треск цикад и шорох чешуи по коре скрывался ритм древнего сердца, бьющегося в такт дождям и засухам.

Ветви, словно руки, протянутые сквозь время, качались под внезапным порывом ветра, роняя капли с прошлого ливня. Где-то высоко, в куполе из листьев, завязался бой — стая капуцинов, визжа, гонялась за белкой, сбрасывая вниз спелые плоды. Один, лопнув о камень, обнажил рубиновую мякоть, и тут же к нему слетелись бабочки-морфо, их синие крылья мерцали, как осколки неба.

С каждым шагом джунгли менялись: то становились тесными, сжимаясь стеной из бамбука, то раскрывались в полумрак пещер, где сталактиты обрастали паутиной и корнями. А когда солнце клонилось к закату, туман поднимался от реки, окутывая всё молочно-сизым саваном. В темноте загорались глаза тапира, светлячки заплетали в воздухе гирлянды, и где-то вдалеке, завывая, отвечал ночной лес, напоминая, что здесь человек — лишь гость, затаивший дыхание перед лицом вечности.

Здесь, среди бесконечной борьбы и симбиоза, природа не просто существовала — она дышала, жила, поглощала и рождала вновь. И каждый, кто осмеливался войти в её святилище, чувствовал это: кожей, сердцем, древней памятью то, что она шептала. Жрец тоже чувствовал это, тоже слышал ее слова. «Ты дома… Здесь, среди хаоса, где царит совершенный порядок.»

Глава 12

«Отец Евгений и Колун»

— Дядя Женя, ну прошу тебя, отойди же ты от окна, — Колун мягко, но настойчиво взял за локоть высокого и плечистого старика в безрукавке на собачьем меху и решительно оттащил его в глубь комнаты. С неожиданной, для своего преклонного возраста, энергией в голосе тот принялся ругаться:

— Серёга вот чего ты из меня совсем старого дурака делаешь! Ты все рассказал, я все понял! Я ж башку в окно по пояс не высовываю и благим матом на всю округу не ору! Подошёл как ты учил медленно, с краю… Тьфу ты! Да пошло оно вообще к черту, твоё это укрытие! Я сам помогать вызвался, а ты меня запер, как в острог и мучаешь своими правилами уже вторую неделю! А говорил, говорил! Три-четыре дня!

— Ну дядя Женя! — страдальчески затянул полковник Дуванов, ну ты же понимаешь! Я ж не прихоть тут свою на тебе тешу! Дело того требует!

— Да понимаю я всё! Понимаю, что дело! Сам же тебе это дело и предложил. Но корежит меня от такой жизни! Я