ума посходили. А у меня масса дел. Не могу я, как депутат поселковый с каждым пришедшим по душам беседовать. Правда, дел невпроворот.

— У Бога для тебя, мил человек, похоже другое дело, поважнее. Для тебя и ученика твоего Башкира. И дело это далеко, в Сибири. Крепость у горной гряды. Там твой настоящий враг, — огорошил монах и вмиг замолк, когда в хату ввалились три бойца из караула.

— Товарищ полковник! По вашему приказанию, — вскинул руку под козырёк старший караула.

— Понял, понял, — остановил его жестом Сергей Иванович. Он секунду пытался разглядеть что-то в бесстрастном сейчас лице монаха. Но тот умолк и, похоже, решил полностью отдать себя воле полковника, ничем не помогая тому принять решение.

Человек с улицы не мог знать про Башкира. А знать про его сны об укрепрайоне под горой не мог ни один человек в принципе. И это либо была жесткая провокация и утечка, либо совершенно иррациональная ситуация. Но также это мог быть и ответ на все вопросы, которые разрывали голову Колуна последние недели.

— Как обстановка по периметру? Ничего странного не замечали? Подозрительного? — обратился Дуванов к бойцу.

— Никак нет, товарищ полковник, — старший караула покосился на тихо стоящего в стороне монаха, — все в порядке, без происшествий. Минут двадцать назад «птичку» видели. Шла с северо-запада в сторону Грушинского блокпоста. В центр доложили, что бы там к возможной миномётной атаке готовились.

Недавно Дуванова, в связи с ухудшением обстановки, снова перевели из Новочеркасска на фронт. Полк стоял на одном из самых напряжённых участков. Вернее, напряжённым он был несколько месяцев назад. Теперь же с наступлением хаоса, движения фронта практически прекратилось. Скорее всего, командование с обеих сторон выживало какой-то определённости. Тем временем личный состав с обеих сторон постепенно расползался в неизвестных направлениях. В строю оставались либо самое верные долгу, либо те, кому некуда было сбегать. Не было ни домов, ни семей, о которых стоило позаботится. Но тем не менее фронт стоял и противники нет-нет, да и постреливали по позициям друг друга, перед этим осмотрев вражеские окопы с помощью дронов. Обычно, после того как над опорниками или расположением пролетали птички, через некоторое время пять-шесть раз отрабатывал 120 мм миномет, поэтому все знали: увидел «птицу» — займи укрытие.

Было очевидно, что ничего про старика патрулю неизвестно. Значит либо он классный диверсант и проник на территорию части незаметным, либо…Обучение патрулей и контроль их работы Колун проводил сам, видел, что ребята толковые. Бестолковые в его части не задерживались ни на каких должностях.

— Свободен, лейтенант!

Следующие пару часов он слушал рассказы отца Евгения. Переспрашивал на автомате, пытаясь поймать на лжи, настолько странным было то, что тот говорил. Вернее, не столько странным, сколько пугающим. Пугало то, что масштаб и причина происходящей в мире смуты стали проявляться. Но были они настолько необычными, что проще было объявить себе, что старик врёт, либо сошёл в ума. Но монах был совершенно адекватен, незаметно для себя самого проходил все скрытые тесты полковника и не путался в своих показаниях даже в мелочах.

Информация, или как говорил дядя Женя, откровения, приходили к нему как во время сна, так и в периоды бодрствования. И еще во время молитвы. Иногда он как бы присутствовал при чьем-то разговоре, иногда становился свидетелем какой-то сцены, а случалось слышал голос обращённый к нему. Отдельные фрагменты общей картины становились ясными сразу, некоторые повторялись неоднократно, но оставались непонятыми. В какой то момент монаху стало понятно всё, он знал куда ему отправляться и что делать.

«Из темноты пространства, окружающего землю, явился могущественный демон. Своей силой он пытается как туча накрыть и земную твердь, и бурные воды земного океана. И хочет в темноте, окутавшей мир создать себе армию потворников, которые преумножат его мощь.»

— Демон, это не обязательно черт с рогами и копытами. Это сущность любая, даже человек, но который Бога отрицает, — пояснял дядя Женя растерянному Колуну, — а тьма, как видишь, это тоже, не когда лампочка в комнате перегорела или звёзд из-за туч не видать. Это когда беззаконие на земле творится начинает и люди гибнут без вины и покаяния. Тьма в сердце опаснее любой другой, и ты меня сейчас слушаешь, потому что тоже эту тьму стал видеть в людях часто. И поэтому веришь, что всё, что я говорю, не бредни старого дурня из леса, а правда.

— Я слушаю тебя, отец, потому что ты имя назвал, которое знать не должен. И пытаюсь понять, что тебе от меня действительно нужно. А твои истории про демонов для меня — дичь, которой ты что-то прикрываешь. Разобраться бы что.

— Я, мил человек, родился в миру. Жил среди людей долго. Повоевал и поработал, кстати. Прежде чем сан духовный принять, пообтерся то с народом. И кое-что о природе людской мне известно. И вижу я, что ты мне веришь. Вижу, что Бог мне ровно столько открыл, что бы ты меня не прогнал при встрече. Да, непривычно тебе о таком размышлять, тяжело принимать. Но видать жизнь заставила. И слова мои в тебе отзываются это ж ясно, вон!

Отец Евгений указал на лицо полковника, словно оно, не считаясь с волей хозяина, открыто свидетельствовало монаху о том, что творится у того внутри.

— Думаю, слова мои отвечают на вопросы, которые давно в тебе сидят, как занозы. Задолго до моего прихода появились.

Потом дядя Женя нарисовал примитивную картинку, и полковник разглядел в ней схему укреплённого объекта из своих снов.

— Про тебя я больше ничего не знаю. Сказано было, как тебя найти и что тебе открыть. Остальное тебе только на веру принять придется и мне доверится.

— Ну предположим, — тяжело вздохнул Колун, — предположим, принял и доверился. Что делать то со всем этим мракобесием? Я ж по волшебным делам не специалист. С нечистью бороться не обучен. Ни посоха, ни палочки волшебной не имею.

— А ты не ëрничай особо, а послушай дальше. Делать нужно будет то, что умеешь. Сила демона в потворниках, которых он сейчас разметал по свету, как щука икру по заводям. И сейчас из этих икринок в мутной воде растут чудовища. Когда они станут большими, тогда их сила сложится и станет немереной силой его, демона.

— И?

— Чего «И»? Не знаю, чего «И»! Не знаю, что будет! Но явно не Масленица! Поэтому вырасти