им позволить нельзя. И вот мне дали знать, где один из таких потворников. Он наша цель. Место это, где он засел, называется Кедровый. И раз я здесь, раз Бог меня привёл, и ты меня слушаешь, значит всё так и есть. Значит ты и твой Башкир должны этим заняться.

Несколько дней после этой встречи Колун наводил справки про монаха и выяснял, кто может быть воплощением видений отца Евгения в неприметном поселке Кедровый, в далеком Красноярском крае. Эти дни подозрительный монах жил в одном из домиков поселка расположения части, находясь под постоянным контролем расторопного сержанта, которому было велено в беседы со стариком не вступать и все его перемещения сопровождать. Некоторые из офицеров оставили часть, решив, что пришло время спасать семью, а не выполнять приказы командования. Монах просил поселить его с бойцами, но Колун не позволил. Ни диверсия, ни проповедь в рядах личного состава ему была не нужна.

Раздираемый сомнениями и надеждой полковник работал над безумной информаций. Чем дальше он закапывался в нее и прояснял детали, тем менее безумной она становилась. Сопоставив «нарытые» данные, Колун пришёл к выводу что укреплённый район, это резиденция мятежного губернатора Красноярского края. У полковника не было дел в том регионе, и он плохо ориентировался в расстановке тамошних сил, но про дерзкие шаги губернатора начали говорить ещё с полгода назад, когда мир начал содрогаться от многочисленных взрывов локальных войн. Он был один из тех, кто с приходом хаоса, вышли из-под контроля Москвы и начали создавать в своей вотчине некую форму собственного государства. Сперва всë это казалось блажью сошедших с ума чиновников, но когда стало ясно, что у центра просто нет сил и времени на усмирение то одного то другого бунтующего региона, пришлось признать, что наступила новая реальность. Новые границы, новые законы, новые лидеры.

Часть сознания Колуна оставалась верной присяге и продолжала служить, выполняя приказы Верховного Главнокомандующего, и когда приходили вести о появлении очередного удельного князя, Колун уже не удивлялся. Он верил, что его работа нужна здесь что бы защитить Родину, сохранить её территории, целостность, восстановить единоначалие. Но с грустью понимал, что когда вернется порядок, кому-то придется возвращать всех этих бунтарей в стойло. Возможно и ему в том числе… Скорее всего ценою большой крови.

Итак, выводы указали на губернатора Красноперова, однако это никак не подтверждало того, что его необходимо устранить физически. И, конечно, ничего не могло на это указывать, думал раздражённый полковник. Да, монах, знает удивительно много, но опыт утверждал, что информация часто приходит к людям очень странными путями и они часто могут не знать, что с нею делать, могут иметь желание использовать во благо или кому-то во зло. И даже если монах не придумал свою историю и увидел всё действительно в видениях и прочих откровениях, Колун не имел права принимать это как руководство к действию. Ему нужны были привычные, подтверждённые, железобетонные факты того, что фигурант совершил преступления, заслуживающие наказания в виде встречи с группой Башкира. Браться, за дело по устранению на основании того, что человек с улицы уверен в том, что другой человек это воплощенное зло, было не в его правилах.

Однако, было в душе и другое чувство. И как ни старался Колун его игнорировать, оно не давало о себе забыть. То, что проходило в словах монаха красной нитью, каким-то непостижимым образом, словно бы пробовало отвечать на все те вопросы, что роились в голове старого вояки. А в голосе, жестах, самой высокой, сутулой фигуре была такая спокойная, величественная уверенность которая будто говорила Колуну: «Да, я всё тебе объясню. Всё растолкую.»

В те немногие часы, проведённые вблизи дяди Жени, Сергей Иванович чувствовал, что выздоравливает от какого-то недуга, начавшего поражать сомнением и страхом его волю. Заповедными струнами первобытного своего существа Колун ощущал: этот человек не имеет за спиной ни зла, ни корысти.

И всё-таки чувства эти разбивались о веские доводы разума опытного аналитика.

Около восьми вечера полковник вышел из хаты и направился к штабному дому. Комполка, вопреки советам Сергея Ивановича занимал приметный в посёлке, двухэтажный особняк. Напрашивался под прицел миномëтчика, как был уверен полковник. Дуванов нёс с собой жестяной банку с чайным таёжным сбором. Дмитрий Алексеевич Фисенко очень его любил и полковник расчитывал с помощью душевного чаепития настроить командира на сговорчивый лад. Предстояло получить разрешение на боевой выход разведгруппы в расположение противника.

Командовать группой Колун намеревался сам. Ему была необходима встряска, которая выметет из головы всякий вздор и вернет прежнее настроение. Нужно было срочно погрузится в работу, но не в рутинный труд инструктора, аналитика и командира, а в угар боевой работы полевого бойца. Колун знал, что комполка не одобрит его участие в выходе, будет давить на его бесценность и важность тут, в штабе, напомнит про возраст и прочие сильные аргументы. Однако Сергей Иванович настраивал себя на упорное противостояние.

Заодно нужно было доложить, что он высылает из полка старого монаха, которого сам же и прописал близ себя, и допрашивал третий день якобы, как ценного информатора, якобы с той стороны. Колун боялся своего неоднозначного отношения к старику и теперь приняв решение, надеялся больше с ним не увидеться. Все разумные доводы были против того, чтобы верить монаху. Точка. Остальное: мистика, блажь и глупости. Завтра утром конвой сопроводит его до дальнего кордона, где усадит в машину снабжения. Часов через двенадцать КАМАЗ доберётся до Новочеркасска в Ростовской области, а это уже относительно мирная земля и на этом долг Сергея Ивановича перед своим неожиданным гостем будет покрыт.

Дом комполка стоял по правую сторону неширокой улицы, а не доходят до него метров двадцать, по левую сторону стояла хата, которую бойцы ещё месяца три оборудовали под баню. В бане, вернее в обширном предбаннике, где размещался широкий стол и несколько лавок, Колун разместил монаха. Уже несколько недель с водой были серьёзные перебои, бойцы мылись кое как, на баню не хватало, поэтому старик никому не мешал. Однако команда, заготавливающая дрова, несмотря ни на что работала исправно, поэтому раз в три дня доставляла обильную порцию напиленных стволов для колки и вываливала их в трёх и метрах от входа в банную хату. Каменку для нагрева вёдер с водой не топили и за три недели образовалась гора чурок с человеческий рост.

Что-то остановило полковника, когда он проходил мимо временного жилища монаха. Сам не понимая почему, он, обойдя дровяную гору, остановился, задумавшись перед обитой старым