А как-то однажды Эм-Кей отстала от мальчиков, провожавших ее домой со школы, шикнула на их жалобы и велела им идти дальше. С беспечным «Привет» она зашагала с младшей девочкой, сердце Джейми затрепетало, как испуганный кролик.

– У тебя такие красивые волосы, – сказала Эм-Кей и взяла пальцами локон. – Они прямо отражают солнце. Тебе так повезло, что ты не похожа на толпу.

Джейми покраснела, ее бледная кожа пылала.

– Обычно мне не нравятся рыжие волосы, – продолжала Эм-Кей, – но твоим я так завидую.

Все, что тогда могла придумать Джейми, было: «Спасибо».

– Ты их когда-нибудь завивала? – спросила Эм-Кей. – Если захочешь зайти ко мне, то я могу их накрутить. Посмотришь, понравится ли тебе.

И в течение следующих трех лет они встречались раз в неделю или чаще. Как и у Джейми, у Эм-Кей не было сестер, только брат, который уже учился в колледже. Они делали друг другу маникюр и укладывали волосы, а Эм-Кей рассказывала веселые истории о том, какие странные в старшей школе учителя и какие противные и тщеславные там мальчики. Она отвела Джейми в “Victoria’s Secret”, и там они чуть не умерли от смеха, примеряя цветные трусы и лифчики. Каждое прикосновение пальцев Эм-Кей заставляло Джейми дрожать и краснеть. И когда Эм-Кей научила ее, используя руку Джейми, как делать идеальный минет («Жизнь намного легче, если ты знаешь, как это делать», – сказала она), Джейми почувствовала нарастающий трепет между ног. Порыв, который сначала ее напугал, заставил еще неделю беспокоиться, что там случилось что-то плохое. Но когда они встретились в следующий раз, Эм-Кей спросила: «Ты знаешь, как довести себя до оргазма?» А потом сказала ей, где нужно себя трогать («Это тоже должна знать каждая девушка»). Чтобы попрактиковаться, они сели на кровать и трогали друг друга, «Потому что это тоже делает жизнь намного лучше, особенно когда никто не звонит». И так и было. Проще, лучше, ярче и так многообещающе.

До тех пор, пока Джейми почти не исполнилось шестнадцать и парень Эм-Кей не разбил свою машину по дороге с выпускного. Король и королева умерли по прибытии, а придворная принцесса проснулась от визга сирен в 03:00 и так и не уснула, когда полицейская машина въехала в соседний дом. Тогда она слишком онемела, чтобы дышать, чувствовала себя слишком плохо, чтобы поесть или пойти в школу. Целыми днями она тупо лежала в постели, всхлипывая, пока снова не начинала рыдать, ее тело не превращалось в слишком длинную доску, а каждая мысль – в щепку. Два или три раза в неделю она звонила своему брату Галену, шептала ему, спрятав голову под одеяло, умоляла вернуться домой. У нее не было ни аппетита, ни интереса к школе. По настоянию отца она восемь недель провела на терапии, но так никому и не сказала, почему гниет изнутри. Только когда она разговаривала с Галеном или думала об Эм-Кей и касалась себя, то снова чувствовала дрожь жизни, но лишь мимолетно, а затем она снова умирала, задыхаясь от отчаяния.

В соседнем доме стало тихо, как в могиле. Мать Эм-Кей переехала, и Джейми снова заплакала, будто мать была своеобразным силуэтом Эм-Кей, ее остатком, тенью. «Почему ей надо уезжать?» – спросила Джейми, и ее мама сказала ей: «Горе – оно такое, милая. Иногда оно заставляет людей погружаться глубоко в себя. Иногда так глубоко, что они уже никогда не возвращаются».

Джейми становилось лучше, когда она пробиралась в комнату Эм-Кей, когда отец уходил на работу. Она знала, где хранился ключ, знала, когда уходил отец. В спальне Эм-Кей она писала маленькие записки и прятала их под подушку, в ботинок в шкафу, в книгу на полке. Все в комнате осталось прежним. «Я скучаю по тебе», – писала Джейми. «Жизнь – отстой», «Пожалуйста, вернись».

Она лежала на кровати Эм-Кей и касалась губами своей руки там, где были губы Эм-Кей. Она вдыхала запах Эм-Кей, который в этой комнате царил повсюду.

Джейми перестала ходить к психотерапевту. Единственной нужной для нее терапией была комната Эм-Кей.

Последний раз она была в комнате Эм-Кей в пятницу в марте. Отец Эм-Кей пришел с работы рано. Джейми, дрожа, спряталась в шкафу и полностью погрузилась в запах Эм-Кей, пока не услышала шум льющегося душа. Затем она выскользнула из комнаты и прокралась по коридору. Но вместо того, чтобы сбежать, она остановилась перед спальней хозяина, сама не зная почему. Может быть, она хотела снова увидеть отца Эм-Кей, поближе, а не печально махать ему через двор. Он всегда был так добр к ней, они все были так добры, но мать ушла, Эм-Кей ушла, и остался только отец. Она услышала, как он вышел из ванной и с тяжелым вздохом лег на кровать. Какое-то время все было тихо, а потом послышались тихие звуки. Никаких слов, только прерывистые тихие стоны. Она выглянула из-за дверного проема и увидела его голым на кровати с зажмуренными глазами и сжатым ртом. Она смотрела, как он дрочит, и чувствовала одновременно грусть и возбуждение. «Что он сейчас чувствует?» – подумала она, а потом он положил полотенце на живот, его рука ускорилась, и он поднял голову, и смотрел, как кончает на полотенце, а она смотрела, как он смотрит на себя, и представляла, что подходит к нему, подползает ближе и говорит: «Мне так жаль. Так жаль». Но затем он сложил полотенце пополам, вытер свой пенис, потом снова сложил полотенце и бросил его на пол. Он перекатился на бок и повернулся лицом к ванной. Только когда он заплакал, она пошла к нему – бесшумно проскользнула и прислонилась к изножью кровати, так что он испуганно и пристыженно посмотрел на нее, а она сказала «Ш-ш-ш» и положила руку ему на лодыжку. Издав эти тихие звуки, она опустилась на кровать, сбросила ботинки и растянулась рядом с ним, прижавшись своим горем и своим телом к его.

Пока Демарко ждал их заказ и наблюдал с диванчика, как дождь серой стеной с громом и молниями извергался на дальнем краю парковки, а затем подходил все ближе и ближе, пока, наконец, не ударил с силой по стеклу, заставляя его чувствовать себя какой-то рыбой из «Мира Бизарро» в сухом аквариуме, Джейми прислонилась к кабинке в туалете, прижимая к уху телефон.

– Я знаю, что ему это пойдет на пользу, – говорила она своему командиру. – Я это знаю. Он уже почти вернулся к себе прежнему.

– Прежний он был занозой в заднице, – заметил Боуэн.

– Ну, ты хочешь такого или тихого, угрюмого парня с хронической депрессией?

– Я могу выбирать только из этого?

– Ему это нужно, – продолжила Джейми. – Нужно снова почувствовать себя полезным. Нужно почувствовать, что он делает добро. И так и есть. Так и будет. Он этого никогда не скажет, но я знаю, что ему нравится снова работать над делом. Мы уже едем проводить третий допрос за день.

– Тогда ладно, – согласился Боуэн. – Но я не хочу, чтобы какой-нибудь взбешенный шериф из Кентукки или, боже упаси, комиссар полиции штата Кентукки намылил мне загривок из-за моего вольного сержанта. Так что ты там держи его на правильном пути.

– Кстати, об этом, – сказала Джейми. – Я правда чувствую себя некомфортно в том положении, в которое ты меня поставил.

– И что же это за положение?