Мы все были такими, пока не разделились на мужчин и женщин и не оказались на земле.

Тинтомара ходит по земле, но словно бы продолжает жить на небесах. Ни одному мужчине, ни одной женщине не дано понять Тинтомару до конца, пока они сами не увидят небо снова, пока не вернутся в изначальное состояние. Лишь смерть может даровать им понимание.

Поступки Тинтомары безгрешны, думала Стина. Сон уже начал подкрадываться к ней; ее окутывал запах хвои. Никакой закон, никакая мораль не в силах помешать Тинтомаре следовать своей воле, своим инстинктам.

Она может украсть, даже убить – и останется невинной.

Стина закрыла книгу, уложила ее в котомку и закуталась в одеяло. Она еще достаточно молода, чтобы верить в мир лучший, нежели покинутая скотобойня. Мысли уплывали, возвышались, оборачивались грезами.

Глава 29

Тюрьма предварительного заключения Крунуберг

Луве сразу понял, почему мальчика, сидевшего в допросной, принимали за девочку.

Длинные вьющиеся волосы обрамляли овальное лицо с высокими скулами. Четко очерченные губы, маленький нос, а щетины и признака нет. Унылая серая роба из тех, что делали большинство заключенных безликими, в случае Каспара, наоборот, лишь подчеркивала черты лица.

Фотомодель, подумал Луве. Одна из тех девушек, которых время от времени выхватывают из толпы модельные дома и чью молодость крадет подиум. Или женский вариант… Как же его звали?

Луве помнил тот итальянский фильм семидесятых, в нем еще играл шведский мальчик, которого внешность и привела в жернова киноиндустрии.

“Смерь в Венеции”? Да, точно.

Луве с Лассе и Олундом стоял в звукоизолированном помещении с односторонним зеркалом и смотрел на допросную, где он собирался беседовать с Каспаром.

– Пауков, видите ли, он ест, – сказал Олунд. – А от запаха фрикаделек его, видите ли, чуть не рвет.

Каспар никак не соответствовал представлениям Луве о Маугли. В нем, конечно, было что-то дикое и необузданное, но в то же время он выглядел невинным, неиспорченным.

Мальчик сидел в допросной совершенно спокойно и ничего не предпринимал.

– Все зависит от того, в какой культуре живешь, – заметил Лассе. – Каждому же свое. В насекомых полно белка и других полезных веществ.

Мальчик смотрел перед собой пустым взглядом, и все же в темных глазах, которые казались Луве враждебными и в то же время манящими, была странная тоска.

– Я сам лет семь-восемь был вегетарианцем, – продолжал Лассе. – Бывшая жена настояла. Поначалу мяса хотелось, но года через два я начал по-другому воспринимать его запах. Свинина пахла особенно противно. Почти как дерьмо.

Олунд поморщился, взглянул на Луве и кивнул на зеркало, за которым была допросная.

Луве вдруг усомнился, что готов к обычному собеседованию. Нет, опыт у него имелся: разговорить некоторых девушек из “Ведьмина котла” было, мягко говоря, нелегко. Почему от этой беседы надо ждать чего-то другого? Луве надеялся, что содержимое портфеля, который он сейчас держал в руке, ему поможет.

От Каспара трудно было отвести взгляд; у Луве из головы не шел тот мальчик из фильма.

– Кто-нибудь из вас смотрел “Смерть в Венеции”? – спросил Луве из чистого любопытства. Лассе кивнул:

– Я смотрел… Вы тоже заметили сходство?

– Да, он поразительно похож. Кроме, может быть, глаз.

Миккельсен включил два стоявших на столе монитора.

– Там на потолке четыре камеры, по одной в каждом углу. Трансляция идет вот на эти мониторы.

Камеры захватывали всю допросную. Луве убедился, что все происходящее будет записано.

– Сейчас я вызову соцработника и адвоката. Минуту…

Пока Лассе устанавливал связь, Луве и Олунд рассматривали мальчика, почти неподвижно сидевшего по ту сторону стекла.

– Может быть, Нильс или я зайдем вместе с вами, представим вас? – спросил Лассе после недолгого молчания.

– Не нужно, – сказал Луве. – Не обижайтесь, но мне не хотелось бы, чтобы он видел меня в вашей компании.

Лассе положил руку ему на плечо.

– Ну что же, удачи. Тревожная кнопка под столом, хотя она вряд ли понадобится.

Луве не пошел в допросную напрямую, через дверь, которой две недели пользовались полицейские, соцработники и адвокаты. Он вышел в коридор.

Другую дверь допросной охраняли два надзирателя. Когда Луве попросил одного из них отпереть, тот усмехнулся.

– Это вы должны решить, выслать его или нет?

– Выслать?..

– Да. Он же не подкидыш какой-нибудь. Он нелегальный беженец. Вы что, не понимаете?

– Вот как… – Луве указал на дверь. – Если вы мне откроете, мне будет проще разобраться, кто он.

Охранник пожал плечами, улыбка на его лице увяла. Он достал карту-ключ и ввел код.

– Прошу. Захотите выйти тем же путем – стучите.

Луве набрал воздуху в грудь и шагнул в кабинет.

В допросной оказалось прохладнее, чем в коридоре. Тихо гудел кондиционер.

– Здравствуй, меня зовут Луве Мартинсон, – сказал Луве. – Ты не против, если я присяду?

Мальчик без имени и истории смотрел на Луве глазами из другого мира.

* * *

Ларс Миккельсен не особенно любил кино. Возможно, за годы службы в полиции он провел слишком много времени, просматривая записи изнасилований с камер видеонаблюдения, и все, что хоть как-то касалось видео, для него несло на себе отпечаток уныния.

У одного его бывшего коллеги была исключительная память на лица, которая выражалась в том, что он везде видел киноактеров. У ленты заграждения мог нести вахту Аль Пачино, Мэрил Стрип дежурила в вестибюле полицейского управления. Сам Лассе не умел так улавливать сходство, но в случае Каспара ошибиться было невозможно. Лассе взглянул на экран телефона с кадром из “Смерти в Венеции” Лукино Висконти: пляж, одетый в матроску андрогинный Тадзио, которого сыграл Бьёрн Андресен, а рядом одержимый им немолодой мужчина. А может, того мужчину привлекала юность сама по себе.

Лассе не помнил, в чем заключалась идея фильма, но смотрел его пару раз в образовательных целях. Есть круги ада, а есть адские круги педофилии. Мальчику из “Смерти в Венеции” было четырнадцать, мужчине – за пятьдесят.

Лассе закрыл сайт и стал смотреть, как Луве заходит в допросную. Ладно, Луве не захотел, чтобы Каспар связывал его с людьми, которые допрашивали парня, подумал он. Но зачем ему понадобилось заходить именно через эту дверь?

– Здравствуй, меня зовут Луве Мартинсон. Ты не против, если я присяду?

Мальчик, насколько Лассе смог разобрать, никак не отреагировал. Луве поставил сумку – коричневый кожаный портфель – на пол рядом с пустым стулом напротив Каспара.

– Если ты не хочешь, чтобы я садился за стол, подай мне какой-нибудь знак, ладно?

Новая акустическая система была что надо. Лассе ясно слышал дыхание, шорох одежды. Он никак не мог привыкнуть к тому, насколько отчетливо звучит голос в динамике. Казалось, что говорящий совсем рядом, хотя на самом деле до него несколько метров. Звукоизоляция каким-то образом влияла на восприятие