Я повернул, преодолевая растущее сопротивление среды Наконецтрудный участок остался позади. Передо мной была сердцевина Образа, и в ней —Корал в огненном узилище. Линия шла в обход пылающего кольца, и постепенно мнеоткрылась дальняя сторона узора.

Незнакомец ждал. Ворот его плаща был высоко поднят, на лицопадала тень, я видел лишь блестевшие в улыбке зубы. Меня поразило, что он стоитпосреди Образа, и лишь в следующую минуту я понял, как он там оказался — вошелчерез промежуток, тот самый, что мне предстояло восстановить.

— Прочь с дороги! — крикнул я. — Я не могуостанавливаться и не позволю тебе меня остановить!

Он не шелохнулся. Я вспомнил, как отец рассказывал опоединке в первозданном Образе, и хлопнул по рукояти Грейсвандира.

— Я иду!

Голубоватое пламя с каждым шагом взвивалось все выше, вбледном свете я увидел лицо незнакомца. Мое лицо.

— Нет, — сказал я.

— Да, — сказал он.

— Ты — последний из призраков Логруса на моем пути.

— Вот именно.

Я сделал еще шаг.

— И все же, — заметил я, — если ты повторяешьменя, каким я проходил Логрус, то зачем явился мне мешать? Тогдашний я невзялся бы за подобное.

Ухмылка сошла с его лица.

— В этом смысле я — не ты, — сказал он. —Насколько я понял, чтобы все устроилось как надо, мою личность пришлось некимобразом синтезировать.

— Значит, ты — это я после лоботомии и с приказомубивать.

— Не говори так. У тебя выходит, будто это дурно, а то,что я делаю, — правильно. У нас даже общих воспоминаний полно.

— Пропусти меня, а поговорим после. Думаю, Логрусвывернулся наизнанку, чтобы учинить эту пакость. Ты не хочешь убивать себя, а яи подавно. Объединившись, мы победим, а в Тени достанет места больше чем дляодного Мерлина.

Я замедлился, но продолжал идти. На этом отрезке нельзя былотерять разгон.

Он сжал губы и потряс головой:

— Извини. Мне отпущен лишь час жизни — если я тебя неубью. Если убью, получу твою жизнь.

Он вытащил клинок.

— Я знаю тебя лучше, чем ты полагаешь, — сказаля, — пусть даже и переиначенного. Не думаю, что у тебя поднимется рука.Более того, я, возможно, смогу отменить твой смертный приговор. Я кое-что узналпро вас, призраков.

Он выставил клинок — очень похожий на тот, что был у менягоды назад, — и едва не коснулся моей груди.

— Извини, — повторил он.

Я выхватил Грейсвандир, чтобы парировать, — толькодурак не стал бы защищаться. Кто знает, что там Логрус наворочал в его мозгах.Я судорожно припоминал, какие фехтовальные приемы узнал после посвящения.

Вот оно. Поединок Бенедикта с Борелем! Я брал урокиитальянского фехтования уже после того, как прошел Логрус. Перехваты шире, какбы небрежнее, зато выпады глубже.

Грейсвандир отвел нацеленное в меня острие. Выпад. Двойникповернул запястье во французскую четвертую, но я уже проскользнул ниже ипо-прежнему тянул руку — запястье прямое, правая нога вперед. Клинки зазвенели,ударившись почти у самых рукоятей, я тут же выставил вперед левую ногу ипродолжал выпад, так что гарда уперлась в гарду. Я продолжал давить вбок.

И тогда я просунул левую руку под его правый локоть — этомуприему научил меня в колледже друг, обладатель черного пояса. Кажется, онназывал это «задзенить». Я присел и резко крутанул бедрами против часовойстрелки. Двойник не устоял на ногах и начал заваливаться вбок. Только я не могпозволить ему упасть, коснуться узора и взорваться праздничным фейерверком. Яеще чуть-чуть додавил его, перехватил руку на плечо и с силой толкнул. Он упалв разрушенный промежуток.

И тут я услышал крик. Слева пронеслось что-то пылающее.

— Нет! — заорал я, пытаясь его поймать.

Поздно. Юрт соскочил с линии, метнулся в обход меня и, ужеохваченный огнем, вонзил клинок в моего двойника. Из раны полыхнуло пламя.Двойник попытался встать, но тут же рухнул обратно.

— Не говори, что я ничем не послужил тебе, брат, —успел сказать Юрт и, обратившись смерчем, растаял под потолком.

Я не мог дотянуться до своего доппельгангера, а в следующуюсекунду пропало и желание, потому что тот быстро превращался в живой факел.

Глаза его были устремлены вверх, где исчез Юрт. Потом онвзглянул на меня и криво усмехнулся.

— А ведь он прав, — произнес он и тоже взвился кпотолку.

Я не сразу, но снова набрал разгон и продолжил ритуальныйтанец вокруг огня. Когда я описал круг и вернулся к тому месту, ни Юрта, нидвойника уже не было, только лежали их клинки — как упали, крест-накрест.Проходя, я ногой спихнул их с узора. Пламя уже доходило мне до груди.

Кругом, назад, поворот. Время от времени я заглядывал вКамень, чтобы не ошибиться, и шаг за шагом латал Сломанный Образ. Свет впиталсяв линии, и, если не считать полыхающего центра, узор все больше напоминалзнакомый амберский.

Первая Вуаль вызвала мучительные воспоминания о Дворе Хаосаи Амбере. Я дрожал, но сохранял отчужденность, и это прошло. Вторая Вуальдобавила память и страсти Сан-Франциско. Я задышал ровно и прикинулся стороннимзрителем. Пламя плясало у моих плеч, и я, проходя дугу за дугой, представлялсебе череду полумесяцев. Сопротивление росло, я от натуги обливался потом. Новсе это было не впервой. Образ не только окружал меня, он был и во мне.

Я шел дальше и достиг отрезка, на котором каждое следующееусилие давало все меньший результат. В огне я по-прежнему видел тающего Юрта имое собственное, искаженное смертной мукой лицо. Я понимал, что воспоминаниявнушены Образом, но от этого было не легче. Образы мучили меня и дальше.

Перед Великой Кривой Изгибом я разок обвел глазами комнату иувидел, что узор полностью восстановлен. Я соединил линиями все разрывы, итеперь Образ горел, словно застывший фейерверк на черном беззвездном небе. Ещешаг…

Я поднял Самоцвет к глазам. В рубиновой глубине я ужеминовал Великую Кривую и шел прямиком через огненную стену, будто так и надо. Ясчел видение советом, но вспомнил трюк Давида Штейнберга, который украл Дроппа.Оставалось лишь надеяться, что у Образа нет пристрастия к клоунаде.