На улице у самого входа в дом стоял незнакомец. Она могла поклясться, что никогда прежде его не видела. Темная бородка, темные глаза, темные волосы. Какое-то сплошное темное пятно, выглядывающее из низко надвинутого капюшона темной куртки.

Она могла поклясться, что никогда не видела этого человека на острове. Он был чужаком. Почему он пришел к ней? Что ему от нее нужно? Тревожное чувство зародилось где-то в желудке, натянулось тонкой стрункой, связав все воедино внутри, и принялось гадко постанывать.

– Что вы хотели? – на плохом местном диалекте спросила она.

– Здрасте, – вдруг произнес незнакомец по-русски.

– Здравствуйте. – Струна внутри ее натягивалась, ноя все противнее и пронзительнее.

– Мне сказали, что в этом доме живет русская девушка. – Незнакомец приветливо улыбнулся. Во всяком случае, он старался. – Я здесь по делам турбизнеса.

– Рада за вас, – с кивком проговорила она, когда он вдруг замолчал.

– Мне сказали, что вы помогаете своим соотечественникам.

Он выразительно посмотрел на натянутую металлическую цепочку, дозирующую пространство для общения. Таня не шевельнулась. Что-то в этом незнакомце ей не нравилось. Что-то настораживало, хотя он и старался изо всех сил: улыбался, говорил мягко. Может, потому что Устинов предупредил ее о возможной опасности. Кто еще мог ее искать на этом острове, кроме Кадашова, он не уточнил. Но предупредил. А она прислушалась. Она привыкла быть осторожной.

– Не могли бы мы поговорить в доме, очень холодно здесь, – русский подергал плечами.

– Нет, – твердым голосом ответила она и начала прикрывать дверь. – И вы правы, очень холодно.

И тогда он совершил глупость. Оплошность, выдавшую его. Выдавшую его недобрые намерения, как сказал бы ее муж-педант.

Если этот – еще один русский – хотел произвести на нее хорошее впечатление, он не должен был так делать, а он резво вставил свой ботинок в дверную щель. И даже не поспешил извиниться. Просто смотрел на нее, прищурив очень темные глаза, и не извинялся.

– В чем дело? – Она вскинула подбородок. – Уберите ногу немедленно!

– А то что? – вопрос прозвучал нагло.

– А то я вызову полицию! – выпалила она, дрожа всем телом.

Она замерзла. Ветер вовсю хозяйничал в ее прихожей. Ей было по-настоящему страшно. И снова, как утром, посетили тревожные мысли, что она совсем одна на этом берегу. И нет никого поблизости, готового прийти ей на помощь. И даже в доме она не может быть в безопасности. Старую цепочку легко сорвать, стоит лишь незнакомцу сильнее толкнуть дверь. Еще он может разбить окно и влезть в ее дом. И…

– Полицию? Зачем полицию? – Его ботинок все так же удерживал ее дверь, но наглой уверенности в голосе поубавилось. – Я же не сделал ничего дурного.

– Отойдите от двери немедленно! Вы нарушаете местный закон.

Она пнула его ботинок ногой в толстом носке, но с таким же успехом она могла пинать один из огромных валунов на берегу. Он стоял намертво.

– Я уйду, детка, – вдруг прошипел русский, странно улыбнувшись. – Я уже ухожу. Но я вернусь. Потому что я…

Пауза была сделана специально. Это была ловушка, наживка. И она, как глупая рыба, на нее клюнула. Потому что ей впервые за три года стало страшно одной в этом доме. Потому что струна внутри ее заходилась пронзительным траурным свистом, отдающим в висках острой болью.

– Потому что – что? – выпалила она, когда русский замолчал, шаря по ее лицу внимательным взглядом.

– Потому что я узнал тебя, детка.

С этими словами он убрал свой ботинок от двери и исчез. Она захлопнула дверь, лихорадочно заперла ее на оба замка. Прислонилась лбом к прохладной деревянной поверхности и застонала, зажмуриваясь.

Вот оно! И началось! И настигло ее прошлое! И не спасла ни новая внешность, ни обособленная жизнь на крохотном острове. Ничто не спасло ее от разоблачения.

Кто этот человек? Откуда он может ее знать? Почему, разговаривая с ним, она ловила себя на мысли, что что-то ее тревожит? Что это было?

Стук в дверь, прислонившись к которой она стояла, заставил ее подпрыгнуть. Она схватилась за сердце. Его толчки стали почти болезненными.

Он вернулся? Он посмел вернуться?

– Кто там? – спросила она, наклоняясь к замочной скважине.

Поняла, что говорит слишком тихо. Что тот, кто стоит по ту сторону двери, ее может не услышать из-за воя ветра и грохота волн. И крикнула:

– Кто там?

– Тая, это я, – еле различила она голос соседа Петри.

Выдох облегчения вырвался из нее со всхлипом. Сердце, совершив резкий скачок, принялось стучать привычно ровно. Никогда она еще не была так рада визиту соседа. Никогда.

– Проходите, Петр. Проходите.

Она отступила от двери, отперла замки, впуская соседа. Тут же вспомнила, что из одежды на ней только длинный домашний джемпер, едва прикрывающий бедра, и толстые носки, и бросилась в спальню на втором этаже, крикнув на ходу:

– Проходите, я сейчас!

Она влетела на второй этаж. Порылась в шкафу. Достала домашний комбинезон из тонкой джинсовой ткани. Переоделась. Перед зеркалом расчесала волосы. Хотела убрать их в хвост, но передумала. Вдруг сосед увидит крохотные шрамы над ее ушами? Покусала губы, пытаясь вернуть им нормальный цвет. Пощелкала себя ладошками по щекам, возвращая румянец. И поспешила вниз по лестнице.

– А вот и я, – натянуто улыбнулась она соседу, уже занявшему привычное место за ее обеденным столом. – Добрый день, Петр.

– Здравствуйте, Тая. Вы просто… – Он осмотрел ее с ног до головы пристальным взглядом старого знатока. – Вы необыкновенно хороши, Тая. Ваш муж счастливый человек. Он должен считать себя таким. Н-да…

Он поднял руки и пригладил растрепавшиеся волосы. И неожиданно остановил ее хлопоты словами:

– Ничего не нужно.

– Что? – Она недоуменно моргнула, застыв с чайником возле раковины. – Почему? Вы не хотите чая? Не хотите ореховых рогаликов? Что-то случилось, Петр?

– Не сегодня, Тая. Присядьте. Прошу. – Он говорил отрывисто, по слову, словно приказывая. – Есть разговор.

Он все видел! Он видел ее прогулку, которая завершилась очень быстро. Видел гостя. И, очевидно, подумал что-то не то. Может, он решил, что она тайно с кем-то встречается за спиной мужа. Это странное заявление, что ее муж должен считать себя счастливым человеком. Что бы это значило? Он усомнился в ее верности?

Господи! Как стыдно!

Она поставила чайник на подставку. Послушно села напротив соседа. Глянула на него со смесью странной вины и доверия.

– Все не так, Петр, – первой нарушила она повисшую паузу, в течение которой он внимательно ее рассматривал, будто впервые видел. – Все не так, как вы подумали.