ничего общего с ним иметь, даже мелькать в его голове не хочу воспоминаниями. Вот бы их кто-то стер… вот бы самого Мишу кто-то стёр, заставил его ответить за его отношение ко мне! За то, что видел, как я с ума сходила из-за пропажи папы, знал всё, обещал помочь мне, и, уверена, посмеивался!

Сволочь!

Зря я ему названивала. Или…

— Аааа, — раздраженно дернула рукой и, не тратя время на споры с самой собой, решила перезвонить ему.

Но снова раздался звонок.

От Миши. Это не галлюцинация была.

Прокашлялась. Не хочу пищать в трубку, показывать страх, которого не осталось.

Не осталось же?

— Алло, — сказала я голосом робота-автоответчика.

— Здравствуй, Паулина, — услышала я женский голос, и свое забытое «имя».

Мише я рассказывала кое-что про себя. Дурой была. Доверяла сначала, хоть и не всё.

— Здравствуйте, — ответила осторожно.

Как же непривычно говорить по-польски! А именно это мне сейчас и предстоит. Либо мама Миши мне перезвонила, либо старшая сестра — кто-то из них.

— Узнала? Это Богуслава, дорогая.

Его мать. Почему не сам Миша? Снова арестовали?

Хоть бы…

— Здравствуйте, — повторила я. — Надеюсь, у вас все хорошо?

— Ох, милая, — надрывный, хриплый вздох, — горе у нас! Такое горюшко! Миша наш… нет его больше. Нет! — всхлипнула Богуслава. — Такой молодой, такой красивый, сильный. Мальчик мой! До сих пор смириться не могу! Как же так? Как?

Миша наш… нет его больше. Нет!

Нет?

Сглотнула вязкую слюну, слушая причитания Богуславы. Пытаюсь с мыслями собраться, в чувствах разобраться. Рада? Нет, я не рада. Огорчена? Тоже нет. Но мне и не все равно. Странно. И просто не верится. Миша и правда молод, ненамного старше меня. И умер?

— Соболезную, — прохрипела я, невежливо перебивая Богуславу. — А Миша… его убили?

— У него инфаркт случился, представляешь? Я требовала повторной экспертизы, потому что ну какой инфаркт в его годы? Ребёнок совсем! Но мне отказали… думаю, его убили… уверена в этом!

— Инфаркт молодеет, как и инсульт, — зачем-то пробормотала я.

У Миши инфаркт? Ему даже двадцати пяти лет нет. Здоровьем хвастался отменным! Простуды, вирусы — всё мимо него проходило. В планке стоял не пару минут как я, а гораздо дольше, и… черт, да он при мне пьяный с третьего этажа грохнулся, и только пара синяков осталась. И инфаркт? Но все эти болячки и правда молодеют.

… все равно не верится, что он умер. В моем наивном понимании зло бессмертно. А Миша для меня — воплощение зла.

— Глупости, — рявкнула Богуслава. — Убили его! Но никто почему-то мне не верит! Ни муж, ни дочь, ни даже ты! Сын напуган был в последнее время. Он не показывал страх, но я-то мать, я чувствовала. Денег у меня попросил, крупную сумму, говорил что возможно ему придется уехать на время. Я спрашивала — куда, зачем, но ты же знаешь Мишеньку. Слова не вытянуть… было. А потом этот инфаркт. И я такая дура что должна поверить? Убили его, Паулиночка! Убили нашего Мишу!

Бред.

Нет, убить его вполне могли за его художества. Чаще всего именно так и заканчивают жизнь такие как Миша. Но в Рио с этим просто — выстрел в голову или сердце. Или пырнули бы ножом в толпе. Богуслава бредит. Но она мать, можно понять.

Сочувствовать не хочу, но и злорадства нет. Однако придется из вежливости сказать нужные стандартные фразы.

— Соболезную вам. Богуслава, отдохните, выдохните. Поговорите с врачами, с патанатомом, полицией, но с холодной головой, и не сейчас. Миша… он не хотел бы, чтобы вы убивались, — выдавила я откровенную ложь.

Миша считал что солнце освещает планету из его пупка, и что он сам бессмертен. Хотя… мать свою он любил. Пожалуй, только ее и любил. Как умел.

— Вот станешь матерью, и поймешь. Я этого так не оставлю! За сына я бороться буду с нашей бюрократией. Инфаркт, — выплюнула она. — А ты… жаль, что на похоронах не была. Мы звонили тебе, но телефон выключен. Жаль, что вы расстались с Мишей, милая. Может, останься ты в Рио, он бы живым был. Мишенька часто тебя вспоминал. Жалел, что у вас не срослось, что тебя удержать не сумел.

— И мне… жаль… — сморщилась я, искренне жалея что Кристина поселила в моей голове эти чертовы гештальты.

— Молодой он для серьезных отношений. Вот и ошибался по глупости. Мальчик совсем, на такого и обижаться нельзя. Хотя в развале отношений оба виновны…

— Простите, мне пора, — выпалила я, и невежливо сбросила вызов. А затем и сим-карту выцарапала.

Руки дрожат. Снова несправедливость.

Мальчик совсем… по глупости ошибался… нельзя обижаться…

Ненавижу эти слова! Ненавижу эти оправдания! Мальчик, как же! Хорош мальчик!

— Спокойно, — заставила я себя выдохнуть, и не давить из глаз слезы обиды. — Он умер… не верю, но он умер. Хватит уже копить в себе обиды. Хватит!

Аутотренинг помог слабо. Почти не подействовал. Зато голос Марата и стук в дверь ванной помог.

— Аль, чай остывает. Ты там в порядке?

— Да, — я открыла дверь.

Марат нахмурился, глядя на мое лицо. Наверное, взволнованное и расстроенное. А затем его взгляд опустился на телефон в моей ладони.

— Пряталась от меня для разговора? С кем болтала? Не с Шагуровым, случайно?

— Серьезно? — вспыхнула я.

— Серьезно. С кем разговаривала? Телефон дай, — Марат протянул руку, в которую я, разумеется, не стала вкладывать свой мобильный.

А ведь не тайна это — с кем я разговаривала. Можно просто спросить, а не обвинениями кидаться.

— Ладно, — рыкнул он, разжал мою ладонь, и телефон оказался в его руках.

— Марат! Ты охренел? — вспылила, жутко злясь. — Мише я звонила! Сама!

— Нахера? — он опустил мой телефон. — Нахер ты ему звонила?

Глава 28

МАРАТ

— Я… не знаю, если честно, — пробормотала Алика. — Отдай мой телефон, пожалуйста!

Хер там…

— Отдай! — потребовала Алика, гневно раздувая ноздри. — Если ты думаешь, что я другим мужчинам звоню, чтобы флиртовать, то ты просто придурок. Будешь проверять?

— Держи. Идем чай пить. Тебя фрукты ждут, — подтолкнул ее в спину. — Так зачем ты звонила ему?

— Да просто. Высказать хотела все что думаю.