Не заходя к себе, прямо по коридору я ринулась к Суинни — лишь он мог теперь спасти положение и уладить хоть что-нибудь, если такое вообще возможно. Бард, умаявшийся сегодня не меньше остальных, давно уже спал, и я своим стуком беспардонно его разбудила — не то у меня сейчас было состояние, чтобы думать о чьих-то там приличиях. Но Суинни, похоже, все-таки не обиделся на столь вопиющее нарушение этикета. Скорее уж испугался, вообразив себе невесть что, когда я, размазывая по щекам слезы вперемешку с соплями, вломилась в комнату, по дороге едва не уронив его самого:

— Да что случилось? Тебе больно? Где? Позвать Вессаэля? Нет? Ну, садись же тогда! — он почти насильно впихнул меня в кресло, а сам пристроился на кровати — весь внимание и неприкрытое любопытство.

И я, всхлипывая чуть не на каждом вдохе, путаясь в словах и эмоциях, покаялась ему в своем идиотизме как на духу. Но ответная реакция меня сильно удивила:

— Так ты ревнуешь Ассиля? Он тебе дорог? — вопрос прозвучал удивленно.

— Да пойми ты, — от такого внезапного поворота я даже носом хлюпать перестала, — это у вас такое «принято», а у нас, скорее «не принято». Я просто испугалась, что если ситуация будет развиваться дальше, это может грозить бесчестьем для них обоих. А мне тут на днях ясно дали понять, что честь у вас, данов, вовсе не пустой звук. Ну я же не знала…

И, наконец, разревелась по-настоящему, в голос.

Как ни странно, помогло это довольно быстро. Или помогло присутствие дана? Все-таки зареванной лахудрой в его глазах выглядеть не хотелось. В общем, после принудительного умывания бард успокоил меня как мог:

— Ладно, все с тобой ясно, ответственная ты наша. Так и быть, спасу тебя из этого моря соплей — поговорю с Вессаэлем, чтобы он понял. Ты же хотела как лучше, правда?

Ох, знал бы он, куда у нас мостят пути этими самыми «лучшими намерениями», не был бы так уверен. Но он не знал, а потому оптимизма не терял. Проводил меня до спальни — как Вессаэль вчера, посмотрел, чтобы я легла, и аккуратно закрыл за собой дверь, пожелав напоследок:

— Пусть сон твой будет светлым и теплым.

Несмотря на расшатанное нервное состояние, я едва удержалась, чтобы не хихикнуть. Похоже, нарождалась еще одна традиция. Интересно, кто будет целомудренно провожать меня в спальню завтра, если мы вдруг застрянем здесь на денек? И очень любопытно стало, что желают друг другу на ночь стальные? Чего-нибудь остренького?..

А еще я была уверена, что от беспокойства заснуть просто не смогу, но к собственному облегчению провалилась в сон почти мгновенно, видно, сказались и вчерашний недосып, и сегодняшние трудовые подвиги. Ну хоть не пришлось терзаться угрызениями всю ночь — и то мед.

А утром меня разбудил сияющий ехидными глазищами Ассиль:

— Говорят, ты меня ревнуешь? Так, может, все-таки выберешь в мужья?

— Ч-черт! — От неожиданности я сама не поняла, кого же наградила этим званием. То ли неуместно веселого морского, то ли излишне болтливого барда. Тоже мне, друг называется. Взял и выложил ему все! Да за что же это он меня так?..

Впрочем, обидевшимся «братишка» не выглядел, скорее уж наоборот — моя глупость его, похоже, развлекла. Так, может, все еще действительно обойдется? Я позволила надежде прокрасться к себе в душу. И тут в комнату втек хисстэ:

— Не ревнуй, — слова он, по обыкновению, цедил чуточку лениво, на холеной морде, тоже по обыкновению, не наблюдалось ни малейшего выражения, — не трать силы попусту. Если я захочу его получить — получу. Ты уж мне поверь. Но что-то не хочется.

Суинни, вошедший сразу за ним, уже вполне привычно хихикнул, а я еще раз за сегодняшнее утро поразилась до полного ступора — надо же, Тавель пошутил! Впервые на моей памяти. Или… или он это серьезно?

Впрочем, мне-то какая разница? Сейчас важно лишь, что никто на меня за вчерашнюю попытку сунуть нос не в свое дело не обиделся. Кажется. Вон даже Вессаэль подошел, стоит, обозначив улыбку уголком губ, и явно получает удовольствие от моего дурацкого вида. Вот уж в чьем чувстве юмора я никогда не сомневалась.

Я, наконец, окончательно пришла в себя и поняла — пора вставать, если мы все-таки собираемся убраться отсюда до наступления вечера. А для начала следовало выставить из комнаты эту не в меру развеселившуюся компанию…

Вернув себе таким образом пошатнувшееся самоуважение, я, пока умывалась, еще раз прокрутила в голове всю утреннюю сцену.

А Тавель, кажется, действительно не шутил. Ну не было у меня ощущения, будто это шутка. И эта странная вчерашняя фраза Вессаэля, всегда такого точного в формулировках: «Ты увидела то, чего здесь еще нет». Здесь? Именно здесь, в сиде? А если в другом месте? Тогда может быть? Но нет, связь между ними я вчера все-таки чувствовала другую, теперь это было понятно. Какую тогда? Н-да, вопросы…

В общем, главный вывод я сделала один — из двух, вернее, даже из двух с половиной потенциальных претендентов на мою брачно-ритуальную подвеску (если за половинку считать Тавеля, который особо не напрашивался, но и суириннен не носил, а значит мог считаться законной добычей), на данный момент у меня не осталось ни одного. Не на сьеррина же переключаться, который свою подвеску носил явно не для проформы? Там уж точно диким и сопливым ничего не светит.

Впрочем, была во всем этом и хорошая сторона — зато теперь никакая любовь-морковь не вмешается в нашу мушкетерскую дружбу. По крайней мере, до тех пор, пока мы не окажемся на островах. А там посмотрим. С неприятностями следует разбираться по мере их поступления — это сильно помогает сохранить здоровые нервы.

Уже совершенно успокоенная, я быстро оделась, так как привыкла одеваться при переходах — в джинсы, футболку и удобные мокасины. Но вместо безвозвратно испорченной куртки на этот раз мне достался широкий и длинный плащ вполне средневековой наружности, только что оставленный данами на резной лавке. Сделанный из чего-то похожего на плотный шелк со странными переливами цветов — от зеленого к рыжему, как у камуфляжа, но не совсем… Приглядевшись, поняла, в чем там дело. Эти переливы не оставались неподвижными, а словно скользили, повинуясь игре света, как своеобразный муар. Очень интересно! Но разбираться с чудом подробно времени уже не было, зато был риск опоздать к завтраку и эти весельчаки запросто оставят меня без него — они могут. Так что пока я отложила обновку, зато пристегнула подаренный клинок — не удержалась.

Даны за завтраком тоже оказались одеты по-походному, окольчужены и полностью вооружены. Все как и раньше, только вместо джинсов ребята раздобыли себе в тутошних закромах мягкие замшевые штаны. Да еще луки убрали обратно в ту примечательную длинную сумку, что раньше таскал Тавель. На этот раз она досталась Суинни — тот прибрал в нее и свою ново обретенную аривеллу, бережно упакованную в шелк и парочку заклинаний. Так и не смог с ней расстаться, сказал что у нее какой-то редкостный звук и что-то там еще… В общем, все решили, что бард, как натура тонкая и творческая, имеет право на этот каприз.