Лиза в последний раз кинула взгляд на Петракова, по-прежнему мрачно курившего на бревнах, и вошла в дом.

Они отыскали комнату, где оставили свои вещи. Лиза упала на диван, вытащила из сумки косметичку и стала разглядывать себя в зеркальце. Вот уж кто выглядел, как чума, так это она. Зеленовато-бледная, губы серые, под глазами синяки… Странные вкусы, однако, у этого Женика, запал на такую «красоту»…

Лиза порылась в сумке и откопала блистер с аспирином. Терпеть головную боль уже не было сил. Бухающая за окном громкая музыка, сменившая блюз, больно отдавалась в ушах, перед глазами плавали черные мушки… Воды нет, но идти с таблеткой к столу не хотелось, не дай бог, кто-нибудь увидит, что она принимает лекарство, опять начнут приставать с жалостью и заботами. Придется глотать так…

Пока Лиза давилась таблеткой, Людмила уже навела красоту и теперь стояла, высунувшись в окно и подрыгивая в такт музыке попой. Внезапно она громко взвизгнула:

– Ой, Лизочек! Смотри, смотри! Там что-то случилось!

Господи, что там могло еще случиться? Лиза через силу подволокла себя к окну.

Там действительно что-то случилось. Танцующие остановились и сгрудились в середине газона. Кто-то махал оттуда рукой и орал: «Выключи, выключи!» Остальные бежали туда со всех сторон.

Кто-то выключил музыку. В наступившей тишине стали слышны испуганные голоса. Высокий женский голос истошно кричал: «Умер, умер!» Загромыхал баритон Андрея Степановича: «Прекратите! Он жив!.. Степа, вызывай «Скорую», Афанасия позови!.. Наташа, нашатырь, воды похолоднее!.. Соня, успокойся, он жив!»

Лиза и Людмила со всех ног кинулись туда.

Степан бежал к калитке и на ходу орал в трубку мобильного телефона: «Дачный поселок Ягодное!.. Плохо с сердцем!..» Наталья Васильевна выходила из дома, держа в руках аптечку и большую бутылку воды. Лиза пристроилась за ней и так пробралась сквозь толпу.

На траве навзничь лежал Женик с мертвенно-белым лицом, с закрытыми глазами. Лизе тоже показалось, что он умер, но потом она увидела, что он едва заметно, но дышит. Над Жеником хлопотали Петраков и Зоя Евгеньевна – щупали пульс, оттягивали веки… Мать Женика Софья Михайловна хватала себя за горло и беззвучно открывала рот, от ужаса она не могла говорить. Муж поддерживал ее, растерянно глядя то на нее, то на сына.

Лиза подергала за майку стоящую впереди Антонину.

– Тоня, что тут произошло?

– Я сама не видела, – обернувшись, вполголоса ответила Тоня, – вроде бы Женя с Настей танцевал, а потом вдруг остановился, успел сказать, что ему плохо, и сознание потерял.

Откуда-то примчался огромный, голый по пояс, бородатый мужик, на его мощной шее болтался стетоскоп. Оказалось, что это сосед Обуховичей Афанасий Ильич, врач-реаниматолог. Афанасий Ильич сразу же всех прогнал, около Женика он разрешил остаться только профессору и Петракову с Зоей, когда выяснилось, что они «какие-никакие, а медики».

Через полчаса подкатила визжащая сиреной «Скорая». Еще через десять минут Женика увезли. Петраков на своей машине повез вслед за «Скорой» родителей Женика. Вместе с ними уехал Андрей Степанович.

Осиротевшие гости неприкаянно бродили по участку, собирались в кучки, негромко разговаривали. Тоня и Майя тихо убирали со стола.

Наталья Васильевна решительно сказала, что всем надо попить чаю и успокоиться, и гости опять покорно потянулись к столу.

Лиза нехотя отщипывала крошки от куска домашнего торта. Еда по-прежнему не лезла ей в глотку. Тошнота не отпускала, проглоченная всухую кислотная таблетка, похоже, приклеилась где-то на дне желудка и выжигала в нем дыру. Впрочем, аппетита не было и у остальных гостей. Даже притихшая Людмила не очень усердствовала.

Женика было жалко. Лиза чувствовала себя виноватой – она крысилась на него весь день, а он, может быть, сейчас умирает…

После того как уехал Петраков, она ожидала, что наконец-то испытает облегчение, сможет расслабиться, но не тут-то было. Гнетущее чувство страха не исчезало. Что-то как будто витало в воздухе, какое-то зло, опасность, она это чувствовала… Она думала об одном – скорее бы уехать.

Все ждали звонка от Андрея Степановича. Он позвонил через полтора часа, когда все уже окончательно измучились. Сказал, что Женик, слава богу, пришел в себя, его состояние стабилизировалось. Они с Петраковым отвезут старших Бельчевых домой, и он побудет с ними. Пусть Степан, когда поедет за детьми, заберет его оттуда.

После звонка профессора гости зашевелились, облегченно завздыхали и разом собрались по домам. Неудачный праздник наконец-то закончился.

Те, кто жил в Ягодном, потянулись к калитке, городские гости стали рассаживаться по машинам.

В машину к Степану кроме Лизы и Людмилы села Зоя Евгеньевна. Аспиранты Юра и Вадим, явно рассчитывавшие сопровождать Людмилу до города, обескураженно потоптались рядом и пошли проситься к Ивануткину. Наталья Васильевна принесла и, не слушая возражений, сунула Людмиле два бо-ольших пакета.

– Это вам с Лизой. Людочка, как приедете, разбери и положи в холодильник. Там курица жареная, мясо, пирожки, еще кое-что…

По опустевшим вечерним дорогам Степан довез их быстро. В машине почти не разговаривали. Около десяти часов вечера Лиза и Людмила были уже дома.

Людмила побежала в душ, потом вознамерилась попить на ночь чайку. В пакетах, которые сунула им заботливая Наталья Васильевна, оказалась куча вкусной еды – салаты в баночках, жареная курица в фольге, два кольца копченой колбасы, сыр, пирожки, нераспакованная коробка конфет и даже целый торт «Наполеон». Людмила долго разбирала пакеты, восторженно верещала: «Лизочек, Лизочек, ты только посмотри!», но Лиза, как только пришла, молча разобрала постель и, даже не умывшись и не почистив зубы, забралась под одеяло, накрылась с головой и отвернулась к стене.

Болела голова, болела «дырка» в желудке, с глазами вообще творилось что-то странное – стоило подвигать ими под веками, как где-то на периферии зрения возникала яркая огненная вспышка, как магний в фотоаппарате. От ветерка, который залетал в открытое окно, знобило, и Лиза сворачивалась в клубок и поглубже зарывалась в одеяло. И больше всего хотела, чтобы Людмила оставила ее в покое.

Наконец Людмила перестала шуршать пакетами, звякать кружками и ложками, хлопать дверцей холодильника. Наконец улеглась, наконец погасила свет, наконец засопела.

И тогда Лиза наконец заплакала…

В эту ночь убийце не спалось.

…Все, что сегодня произошло, было ошибкой. Нельзя было поддаваться панике и браться за дело без подготовки. Результат печален – Мурашова осталась жива. Обманула, вывернулась… Тощая, верткая сука!

Следовало проанализировать ситуацию. Что она знает – вот вопрос. Когда она носилась по лаборатории и всем совала в нос тот обломок кольца, это еще можно было считать случайностью. Это и было чистой случайностью, ничем иным и быть не могло. Неосторожность… Нельзя было подбирать и класть в карман этот камешек там, в лесу. Нельзя было доставать из кармана платок там, в подвале. Камешек, видимо, зацепился за платок и выпал, вот и все! Случайность, досадная случайность, неосторожность, что же тут поделаешь, всякое бывает…