– Да-а… – призадумалась Людмила. – Не получается… Где же тогда убийца взял яд, если он не Бахрам?..

– Гос-с-поди, – уже с раздражением сказала Лиза. – Да в институте целая лаборатория работает с ядом! Ты думаешь, его трудно добыть у тех, кто ведет эксперименты? Да это вообще мог быть кристаллический яд! До того, как привезли змей, лаборатория Аничкова работала с кристаллическим ядом, только он им чем-то не подошел. У них, поди, такие запасы остались! А украсть – раз плюнуть! Зашел во время эксперимента, отсыпал щепотку невзначай и… ага?

– Ага… – согласилась Людмила и задумчиво пожевала губами. – А как он смог выпустить змею? Это, наверное, очень отчаянный человек! Я даже представить себе не могу, что это кто-то из наших. Может, это все-таки кто-нибудь чужой?

Лиза отрицательно покачала головой:

– Это свой. Со змеей, я думаю, он поступил так… Помнишь, Андрей Степанович приходил к нам в институт, и они с Метельчуком решали, что делать со змеями, пока Бахрам под арестом?

– Ну помню, – согласилась Людмила. – И что?

– Андрей Степаныч сказал, что если понизить температуру в террариуме, змеи впадут в анабиоз. Вот он мне эту мысль и подсказал… Вот представь, тебе нужно взять змею, но так, чтобы она тебя не цапнула. И особыми навыками в обращении со змеями ты не обладаешь… Вот ты вечером, когда рабочий день закончился, все расходятся по домам и на тебя внимания не обращают, идешь в подвал и задаешь в террариуме нужную температуру. Код замка ты знаешь, его узнать легко – подсмотреть у вахтеров на столе. Терморегулятор находится сразу за дверью, тебе и заходить почти не надо. Потом ты делаешь все остальное, что задумала – Ленку там убиваешь, перетаскиваешь в подвал, словом, рисуешь нужную тебе картину преступления или несчастного случая. Тебе все равно, и в том, и в другом случае виноватым будут считать Бахрама. Пока ты все это проделываешь, змеи уже остыли и заснули. Ты заходишь в змеюшник, берешь сонную гадюку, кидаешь ее на труп, снова выставляешь на терморегуляторе прежнюю температуру и спокойно уходишь. К утру змеи согрелись, и все выглядит как обычно. И та змея, которую ты выпустила, тоже согрелась, ползает по Ленкиному телу или по подвалу, все равно где – она свое дело сделала.

– Здорово, Лизочек, – восхитилась Людмила. – Ты прямо все предусмотрела! Ты прямо мисс Марпл! Только…

– Что только? – насторожилась «мисс Марпл».

– Только знаешь, Лизочек, это все сложно чересчур. Так не бывает. Так только в книжках бывает…

– Ну да, ну да, – Лиза не скрывала сарказма. – Куда проще в темном переулке тюкнуть топориком. Но это, Людка, только на первый взгляд проще. А если Ленка не ходила по темным переулкам? А если к ней было иначе не подобраться? Домой к ней не явишься – увидеть могут, и при ней всегда какой-нибудь мужик ошивался – не получилось бы ненароком подушкой придушить или опять же топориком тюкнуть. А вот в институте… ты только подумай, все под рукой – и хлороформ, и змеи, и яд. И нет никого, кроме пьяного вахтера, который к утру тоже умрет… И козел отпущения тут же – Бахрама признают виновным или в убийстве, или в неосторожном убийстве, или, на худой конец, в преступной халатности. И все! Как говорила баба Саша, гуляй, Вася!

Людмила, подперев руками щеки, задумчиво покачивалась, скрипя пружинами кровати, переваривала информацию.

– А я, – продолжила Лиза, – как последняя лохиня, не догадалась предупредить профессора, чтобы он никому ничего не говорил про наш с ним разговор. И он вчера рассказал нашим, что я знаю про эту гадюку из музея. И убийца… понимаешь, он, наверное, подумал, что я знаю все, и испугался. И попытался убить меня…

Людмила подняла глаза и нерешительно, словно чувствуя недоброе, спросила:

– А кто он, Лизочек? Ты догадалась, кто убийца?

Вот оно… Лиза помолчала, собираясь с духом, потом обреченно вздохнула и рубанула:

– Прости, Люда, но я подозреваю Петракова.

– Что?! – жалобно пискнула Людмила. – Ты с ума сошла!

– Во-первых, – заторопилась Лиза, – мы установили, что была заявка на ночные работы, а заявки подписывает только Петраков. Без его ведома Ленка остаться в институте не могла. Во-вторых, это он вчера разговаривал с профессором. А самое главное, вспомни, он вылез из озера сразу вслед за нами, за мной, Степой и Максом.

Людмила поджала губы, отвела глаза. Ее доброе детское лицо стало напряженным и угрюмым. Потом она резко вскинула голову и прямо и зло взглянула на Лизу.

– Этого! Не может! Быть! – громко отчеканила она, а потом сморщилась и зарыдала.

– Ты выдумала все! – выкрикивала она сквозь слезы. – Про змею эту выдумала! Про заявку! Про Павла Анатольевича! Никаких доказательств нет! Никто тебе не поверит!

– И про себя тоже выдумала, да? – ровным голосом проговорила Лиза. – Вовсе никто меня и не топил, да?

– Да! – запальчиво прокричала Людмила. – Все ты придумала, все! Тебе героиней надо быть… Чтобы все вокруг ахали и охали: «Ах, Лиза! Ох, Лиза!»

Это было уже слишком. Лиза оскорбилась.

Людмила продолжала рыдать. Лиза тяжело молчала, решая, уйти ли ей прямо сейчас куда глаза глядят, а завтра попросить коменданта переселить ее в другую комнату, или же просто перестать разговаривать с Людмилой. Но потом опомнилась. Ссориться и разбегаться по разным углам сейчас было нельзя. Им не выжить поодиночке. Бабские разборки следует отложить на другое время. Если, конечно, оно будет у них, это другое время…

Лиза решительно встала, взяла полотенце и из чайника намочила один его край. Потом подошла к Людмиле, силой отодрала от лица ее руки и вытерла зареванное лицо сначала мокрым, а потом сухим концом полотенца.

– Людка, – сказала она, – ну пойми же ты меня, пойми! Если бы вчера все сложилось чуть-чуть по-другому… самую-самую чуточку по-другому… меня бы уже не было, понимаешь? Совсем бы не было, никогда… А следом не стало бы и тебя. Потому что убийца наверняка уверен, что ты тоже все знаешь.

Поэтому, – продолжала она, – мы сейчас должны решить, как себя вести, чтобы не попасться, как я попалась вчера. Второй раз нам вряд ли повезет. Я сказала, что подозреваю Петракова. Я сделала тебе больно, прости. Но я же не просто так это сказала, у меня есть основания для подозрений. И я не могу, не имею права все это отбросить и считать Петракова ангелом небесным только потому, что ты в него влюблена. Да, любовь, я понимаю. Но жизнь больше, чем любовь. Я это вчера очень хорошо поняла… Люда, я тебя прошу, не устраивай истерик, как только услышишь про Петракова. Отключи эмоции хоть ненадолго, помоги мне разобраться. Ну пойми же ты… погибли двое людей, я едва не стала третьей, а Женик четвертым. Мы с тобой сейчас не имеем права кому-то безоговорочно доверять.

Все пережитое вчера – боль, страх, гнев – всколыхнулось в ее душе, когда она это говорила, в голосе зазвенели слезы, и Людмилу, видимо, проняло. Она перестала всхлипывать, глубоко вздохнула, отобрала у Лизы полотенце и крепко-накрепко вытерла лицо сухим концом.