– Пустяки. Они и так планировали ремонт, а я лишь сделала пару звонков.

– Это не осталось незамеченным, – сухо говорит Бетси, и мы расходимся.

С пятой попытки мне все же удается застать недовольную дамочку из шестой квартиры. Она так редко появляется дома, что и непонятно, почему ее раздражает идея клуба.

Однако есть и плюс в том, что наша встреча не состоялась сразу: я подуспокоилась и вежливый разговор потребует значительно меньше усилий.

– Добрый день. Вы, должно быть, Салли? – спрашиваю я, когда мне наконец открывают.

– Допустим, – нерешительно отвечает она. – Вы кто?

Она одета в строгий костюм и не накрашена, волосы убраны в кособокий хвост.

– Я Эйлин Коттон, живу с Фитцем и Мартой в третьей квартире.

– Да? – удивляется она с видом, будто кому-кому, а мне там точно не место.

– Говорят, вы против собраний клуба в общем холле. Мы могли бы это обсудить?

– Боюсь, что нет. Я очень занята. – Она делает шаг назад и собирается закрыть дверь.

– Извините, – резко говорю я, – вы действительно захлопнете дверь прямо перед моим носом?

Кажется, мой тон ее смутил. Она замерла в замешательстве, а я успеваю заметить, что на ее двери не один, а целых три замка.

– Понимаю ваши опасения из-за посторонних в доме, – продолжаю я уже спокойнее. – Я знаю, что жить в этом городе может быть страшно. Но наш клуб предназначен для уважаемых пожилых леди и джентльменов. И входную дверь мы будем держать закрытой, так что никаких проходимцев и невоспитанной молодежи.

Салли явно моложе, чем мне сперва показалось. Сейчас не так-то и просто определить возраст человека – в этот раз меня обманули деловой костюм и суровый вид.

– Послушайте, – говорит она бесстрастным голосом, – идея у вас славная, но и пенсионеры могут быть опасны. Вдруг все разойдутся, а кто-то один спрячется и будет потом бродить по этажам?

– Мы можем записывать имена всех, кто пришел, и пересчитывать уходящих гостей – чтобы точно никто не остался. Что скажете?

– Да, спасибо. – Салли почти незаметно кивает. – Разумное предложение.

Между нами повисает напряженная тишина.

– Значит, вы не против клуба? Нам нужно только ваше согласие.

Салли нервно моргает.

– Ладно. Не против. До тех пор, пока вы пересчитываете входящих и выходящих!

– Обязательно! – Я протягиваю ей руку. – Рада была познакомиться, Салли.

«Рада», конечно, громко сказано, но оно того стоило.

– И мне, Эйлин.

Я возвращаюсь в квартиру Лины.

– С Салли из шестой мы договорились, – сообщаю я Фитцу.

Он смотрит на меня с неподдельным удивлением.

– Да вы волшебница, что ли?

Несколько ночей спустя мы с Тодом лежим рядом в спальне его очень большого таунхауса, обложившись подушками. Лежать в обнимку не очень просто, когда у обоих больные спины, так что у нас все не так тесно, но восхитительно интимно. Рука Тода прижата к моей, его кожа все еще разгоряченная после занятия любовью, и он перекинул одеяло на мою сторону, знает, как у меня мерзнут ноги.

Опасна это интимность. Глазом не успеешь моргнуть, как привыкнешь.

Звонит телефон. Я не шевелюсь, звонят всегда Тоду – продюсер или агент, или еще кто-нибудь очень важный.

Тод тянется к телефону на прикроватной тумбочке, но его экран черный.

Я бросаю взгляд на свой: Мэриан.

– Алло?

– Мам? – говорит Мэриан и тут же начинает плакать.

– Родная, что случилось?

– Прости, мам, я… Я не хотела тебя беспокоить, но…

– Ну-ну, глупости, милая. Что такое? – Выскользнув из-под одеяла, я тянусь за одеждой. – Опять…

– Нет-нет, у меня не срыв, честно. Я за собой слежу: нормально ем, хожу на йогу…

Кажется, можно выдохнуть. Стоять на одной ноге и завязываться в узел – это не для меня, но Мэриан йога хорошо помогает. Это единственное увлечение, интерес к которому она не теряет не то что месяцы, но уже годы – она начала заниматься, когда Карле только поставили диагноз. Если Мэриан бросит йогу, значит, дела совсем плохи.

– Это хорошо, милая. Что-то с Линой?

– В понедельник мы ужасно поругались прямо посреди улицы, и я всю неделю думаю… Сколько же в ней злости! Она меня ненавидит. Меня не было рядом, когда она нуждалась во мне, и похоже, я потеряла ее навсегда.

– Она не ненавидит тебя, родная, и ты не потеряла ее. Она страдает и злится, но пока сама этого не признает. Я надеялась, что время, проведенное рядом, вам поможет, но…

Плечом прижимая телефон к уху, я лихорадочно роюсь в груде нашей с Тодом одежды, кляня себя за неуклюжесть.

– Давай я приеду.

– Не надо! Оставайся в Лондоне, – говорит она сквозь слезы. – Со мной все в порядке. Не волнуйся, это не один из моих эпизодов.

Но кто знает, как она будет чувствовать себя завтра, если с Линой они только ругаются.

– Я возвращаюсь, и это не обсуждается. Скоро увидимся. – Я бросаю трубку, чтобы не слушать возражения.

Тод смотрит на меня, вздернув бровь.

– Лучше молчи, – предупреждаю я.

– И не собирался встревать, – опешив, говорит он.

– Никаких разговоров о семье. Границы. Помнишь уговор?

– Разумеется. – Тод молча смотрит, как я одеваюсь.

– Я позвоню, – говорю я, закрывая за собой дверь.

Дойдя до небольшого парка, я устраиваюсь на скамейке, чтобы собраться с мыслями. Тод живет в Блумсбери, престижном районе Лондона, здесь на каждом углу зеленые скверы за коваными заборчиками, вдоль которых припаркованы дорогие автомобили с тонированными стеклами.

Во что превратилась семья Коттон, если дело дошло до ссоры посреди улицы? В голове не укладывается.

Не стоило мне оставлять их вдвоем. Эта поездка в Лондон – глупость и эгоизм, и я рада, что Мэриан привела меня в чувство. Вернусь, пока ей без меня не стало хуже.

Я роюсь в сумке в поисках блокнота. Под ногами снуют голуби. Сегодня вечером Руперт с Авророй устраивают небольшую вечеринку в честь рождения клуба «Серебро Шордича». Пропустить ее я не могу – Летиция без меня не пойдет, а ей это нужно. Значит, поеду завтра. И с утра же позвоню Лине. Сейчас я вряд ли смогу говорить спокойно.

Летиция открывает, и я сразу понимаю, что она нервничает: плечи поджаты к ушам, подбородок прижат к груди.

– Шевелись! – командую я.

Я сама не в настроении для посиделок, но менять планы поздно. К тому же я искренне горжусь нашим начинанием. Пусть даже клуб откроется без меня.