Десять минут спустя стоны превращаются в крики.

– Нужно отвезти ее в больницу, – говорит Фитц Руперту и Авроре.

Надо отдать должное, эти двое не сбежали в панике, а помогают по мере сил: Аврора принесла воды и пытается нагуглить, что нужно делать, а Руперт – оказалось, он когда-то работал на скорой – выуживает из памяти все новые и новые факты о родах: Марте это не особо помогает, но остальных слегка успокаивает.

– Что Марта планировала делать, когда начнутся роды? – спрашиваю я Фитца.

– Яз, – хмурясь, отвечает он. – Она должна была отвезти Марту в больницу.

– Но ее тут нет. План «Бэ»?

Все молча глядят на меня.

– У меня есть мотоцикл… – робко предлагает Руперт.

– Мотороллер, – поправляет Аврора, и муж обиженно отворачивается.

– Не вариант. – Фитц растирает Марте поясницу. – Сколько ждать такси?

Руперт ругается сквозь зубы, глядя в телефон.

– Двадцать пять минут.

– Сколько?! – ревет Марта чужим голосом. – Такси же всегда приезжает за пять минут! Закон лондонской природы! Где Яз?! Она, черт возьми, должна была быть здесь!

– Она в Америке, – вставляет Летиция, но тут замечает мой взгляд. – Что такого? В Америке ведь…

– Яз не берет трубку, – говорит Фитц мне на ухо.

Издав полустон-полувскрик, Марта сползает с дивана на пол. Фитц цепенеет.

– Я не должен в этом участвовать. Мужчины ждут в гостиной с сигаретой и бокалом виски. Разве нет?

Я похлопываю его по плечу.

– Давай-ка я этим займусь. – Подложив под колени подушку, я опускаюсь рядом с Мартой. – Фитц, а ты иди, стучи во все двери. У кого-нибудь из соседей найдется машина. Аврора, на всякий случай неси полотенца. Руперт, а ты помой руки.

В глазах Марты застыла паника.

– В машину! – кричит Салли из шестой квартиры.

Есть все же положительная сторона в форс-мажорах: они удивительно сплачивают соседей.

Когда Салли согласилась, я ушам не поверила. Впрочем, у нее не было выбора – оказалось, что машина есть только у нее.

– Я знаю о Салли ровно два факта: она управляющая Инвестфондом и живет в шестой квартире. И тем не менее я без сомнений залез в ее огромный фургон, больше подходящий серийному убийце. – Фитц озадаченно оглядывает машину. – Это и есть дух соседства, Эйлин? Доверяй ближнему и все такое? Ох, матерь божья…

Марта сильнее вцепилась в его руку и уперлась лбом в подголовник сиденья впереди.

Когда она откидывается назад, я замечаю темное пятно пота. Плохо дело. Малыш явно настроен вылезать.

– Жми! Жми! – кричит Салли, хотя я не уверена, кому именно кричит, ведь она сама сидит за рулем. Фургон вылетает на дорогу под хор гневных гудков. – У меня тут женщина рожает! Не до любезностей! – бросает она в окно рассерженному таксисту.

Судя по всему, Салли определяет понятие «любезности» довольно широко, выключая большинство правил дорожного движения. Она проезжает на красный, сбивает чье-то зеркало, трижды выезжает на тротуар и даже ругается на пешеходов.

Удивительно, что она так печется о безопасности дома, а на дороге гоняет, как на автодроме. Но сейчас нам это на руку. Хотя мне еще предстоит выяснить, зачем одинокой женщине, живущей в центре Лондона, такой большой фургон. Очень надеюсь, что Фитц не прав – я буду чувствовать себя ужасно, если она и впрямь окажется серийным убийцей.

Марта выводит меня из задумчивости долгим, громким, мучительным ревом.

– Почти приехали! – успокаивающе говорю я ей, хотя понятия не имею, где мы находимся. – До больницы рукой подать!

– Яз! – выдавливает она через силу и вцепляется в меня звериной хваткой. На лбу у нее выступили вены.

– Не берет. Наверное, у нее спектакль, – говорит Фитц. – Но я не оставлю попыток ей дозвониться.

– Божечки! Божечки, я не смогу! – причитает Марта.

– Все ты сможешь! – говорю я. – Только, умоляю, потерпи до больницы.

В духовке пятая партия кексов. Я открыла для себя четыре совершенно разных способа, как можно испортить кексы: сжечь, недопечь, не выложить противень бумагой и забыть про муку. По последнему пункту не буду даже оправдываться.

Но эти – совершенство. Всего-то и надо было – четко следовать рецепту. Хотя опыт важен. Ну и душевное равновесие тоже помогает. В начале процесса я то тосковала по Карле, то злилась на мать, или ругалась на саму себя за продолбанную жизнь. А кексы – они как лошади: чувствуют уровень стресса.

Теперь же я как никогда спокойна. Кексы идеальные, и наконец-то после череды одиноких выходных приехал Итан.

Он бросает свои сумки и обнимает меня, как только я открываю входную дверь.

– Добро пожаловать в деревенскую идиллию! – говорю я радостно.

– Пахнет чем-то горелым… – Один мой взгляд, и он понял, что сказал что-то не то. – Но вкусным! Обожаю корочки.

– Шоколадные кексы. Получились не сразу, но они потрясающие! – Я с гордостью веду его в кухню.

Итан берет один и заглатывает чуть ли не целиком.

– М… – тянет он с закрытыми глазами. – Действительно вкусно!

– Я же тебе сказала.

– Ты, как всегда, сама скромность. – Смеясь, он хватает полотенце с моего плеча. – Хозяюшка ты моя!

Я отбираю полотенце и шлепаю им Итана.

– Помолчал бы ты.

– Да ладно, мне нравится. – Он нежно целует меня в шею. – Сексуально. Ты же знаешь, как мне нравится, когда ты изображаешь идеальную домохозяйку из пятидесятых.

Покраснев, я вырываюсь из его объятий.

– Это был образ для вечеринки с убийством! Вовсе не ради тебя старалась!

– Да ну? – На лице его расплывается довольная улыбка. – А я вот хорошо помню, как ты…

Я смеюсь, отмахиваясь от его блуждающих рук.

– Чаю хочешь?

– Хочу… Но не чаю.

– Кофе?

– Какие еще будут версии?

Итан прижимается ко мне сзади и скользит руками по талии и бедрам.

Я поворачиваюсь к нему.

– Прости, я совсем не в настроении. Все утро плакала, да и неделя выдалась та еще… Возвращение в Хэмли…

– …превратило тебя в бабушку? – ехидно заканчивает Итан.

Я отстраняюсь.

– Что?

– Да я шучу!

– Шутишь?

– Печешь кексы, фартук надела, от секса отказываешься… – Он замечает, что мне не смешно. – Да ладно тебе, Лина! Я же шучу! Давай сходим куда-нибудь. Своди меня в бар.