в воздух, талии балерин завернуты в белые пачки, словно лепестки. В детстве я всегда хотела заниматься балетом, но мама не разрешала. Она говорила, что балет не для Ведьм, что есть много других вещей, которыми мне нужно заниматься вместо того, чтобы впустую тратить время, стоя на цыпочках.

– В балете, – тихо произносит он, опуская руку на мое бедро, – главное контроль.

Я благодарна тому, что мы сидим в темноте, и он не видит, как краснеют мои щеки. Мысли возвращаются ко сну о нем. Ощущаю прикосновение его руки к моей коже, и мне становится сложно сосредоточиться на его словах.

Искоса смотрю на темный силуэт лица Константина. Он наблюдает за пируэтами лебедей на сцене, их руки идеально изогнуты над головами.

Как раз в тот момент, когда мне кажется, что он больше не будет двигаться, его пальцы начинают скользить дальше по шелку моего платья.

– Лебеди могут возвращать свой человеческий облик лишь ночью, – объясняет он. – У озера, наполненного слезами матери Одетты.

Константин слишком разговорчив для балета, но возражений у меня нет. Киваю и смотрю представление дальше. Чувствую тяжелую руку на своем бедре, а его пальцы лениво танцуют по ткани. Когда темп музыки усиливается, его хватка становится крепче, а затем он полностью меня отпускает.

– Вот, это движение, – указывает он, когда главный танцор вращается в воздухе. Я наклоняюсь вперед, чтобы понаблюдать за разворачивающейся драмой, но снова чувствую руку Константина, его пальцы касаются моего платья в месте разреза. Цепляясь за него, он медленно тянет ткань вверх и разъединяет ее, а затем проводит рукой вдоль моего бедра.

Его взор все еще устремлен на сцену.

– Понадобятся годы, чтобы выполнить это движение идеально, – продолжает он. – Танцоры будут пробовать исполнить его снова и снова…

С каждым словом его пальцы делают маленькие шажки, поднимаясь все выше по моей ноге.

– …и снова, – шепчет он, дотягиваясь до моего нижнего белья и осторожно оттягивая его в сторону.

Ясно. Мы и правда делаем это. В Большом театре.

Напоминание Джексона о значении слова «приличие» мелькает в моей голове, но это не значит, что раньше я не делала ничего подобного на публике. Конечно, красный бархат и Чайковский намного лучше, чем последний ряд кинотеатра.

Жду. Его рука не двигается.

Константин продолжает наблюдать за танцорами, пока я наблюдаю за ним. Медленно, словно призрак, на его губах появляется улыбках, и мои ноги раздвигаются. В знак приглашения.

– Они будут практиковаться в прыжках бесконечно, – тихо проговаривает он. – Пока однажды не сделают все правильно. – На последнем слове его большой палец плотно проводит по кружеву моего нижнего белья, доказывая, что ему прекрасно известно, где находится мой клитор.

Я сдерживаю стон. Он ждет.

– Да? – произношу шепотом, поощряя его говорить дальше. Это все, что мне удается сказать. Слов больше не осталось.

– Балет – это мастер-класс по контролю. Каждое движение просчитывается, повторяется, отрабатывается до тех пор, пока танцор не будет на последнем издыхании… – С каждым нечестивым глаголом его палец делает еще одно движение по кружеву.

Между моих ног становится обжигающе жарко, будто виток спирали закручивается все туже и туже. Я раздвигаю ноги еще шире и смотрю, как поднимается и опускается его грудь, но он все еще смотрит на сцену.

– Соберись, – шепчет он. Я повинуюсь и смотрю на балерин. Их руки скрещены, ступни вытянуты, они на цыпочках бегают вдоль сцены, а мне интересно, скольких из них он уже трахнул. Я совершенно потеряла нить сюжета этой истории. Взор Константина пристально следит за балеринами, а его лицо остается серьезным и спокойным.

– Балет подразумевает знание пределов своего тела и умение останавливаться всегда до того момента, пока ты не зашел слишком далеко…

Темп музыки начинает нарастать, он осторожно отодвигает мое кружевное нижнее белье в сторону и кладет большой палец прямо на клитор. Я хочу продолжать разговор, но не могу. Все, что мне сейчас под силу, это смотреть на балерин. Их белые костюмы расплываются, как тающие снежинки. На сцену только что выскочил танцор в черные перьях. Этот плохой парень, Ротбарт, обманул принцессу. Мрачный и злой, мы должны ненавидеть его. Но когда он плавно передвигается по сцене, его мышцы напрягаются, и единственное, о чем я могу думать, – это о том, как Константин выглядел в танцевальной студии. Какой самоконтроль.

Его дыхание касается моей шеи.

– Я делал это с тобой во сне? – шепчет он, скользнув двумя пальцами внутрь меня.

Откуда ему известно о моем сне? Конечно. Он знал, какой эффект окажет на меня Вампирская кровь. Вот же урод!

У меня нет сил возмущаться, когда его пальцы проникают все глубже в меня.

– В твоем сне я так же касался тебя?

Закрывая глаза, вспоминаю нас двоих в его постели. Музыка нарастает, и он начинает быстрее двигаться внутри меня. До меня доносятся лишь звуки скрипок, пианино и гобоя, а поверх всего этого дыхание Константина, которое становится все глубже.

Мое платье собирается вокруг талии, и когда я снова открываю глаза, вид его руки, лежащей у меня между ног, двигающейся вверх и вниз, заставляет меня подниматься все выше. С каждым толчком зрение затуманивается, а ощущение усиливается.

Он наклоняется ближе ко мне, его губы касаются моей ключицы.

– В твоем сне я заставил тебя кончить? – протягивает Константин. – Или остановился, не завершив?..

Он замедляется, позволяя мне спуститься ниже. Я двигаю бедрами, не в силах удержаться, чтобы не опуститься на его руку.

– Контролируй себя, Саския, – отчитывает меня Константин. – Сдерживайся.

Я стараюсь делать так, как он говорит, но с каждым его нежным нашептыванием мне становится все сложнее.

Губы Константина касаются моего уха, он облизывает его по краю, но рука не останавливается. Его рассчитанные движения с каждым толчком превращаются из дразнящих в жадные, из нежных в ненасытные. Боже, он хорош.

– Сейчас, – шепчет Константин.

Мне не хочется ему повиноваться. Хочу быть капризной, хочу продолжения.

Но не могу.

Я полностью расслабляюсь, и все тело содрогается. Мои бедра удерживают его руку на месте, когда наслаждение волна за волной обрушивается на меня. Включается свет. Все становится ярким, и я резко открываю глаза.

Константин пристально смотрит на меня, его самодовольная улыбка и торчащие клыки сверкают в золотистом свете. Антракт.

– Пойдем, выпьем немного шампанского, – произносит он.

– Тебе очень повезло попасть сюда, – говорит Константин, придерживая для меня дверь. «Лебединое озеро» давно закончилось, и он предложил провести мне экскурсию по закулисью Большого театра.

– С нетерпением жду встречи с танцорами, – отвечаю ему.

Моя грудь напряжена, а бедра все еще