Рипли обратил на нее столько же внимания, сколько на муху, бьющуюся о стекло.

– Шесть лет? Что ж, весьма похвально. Насколько я понимаю, вы посещаете собрания анонимных алкоголиков? – Он скрестил ноги и обхватил колено пухлыми розовыми ладонями.

От обжигающего прилива крови у Ноэль вспыхнули щеки.

– Я уже давно не посещаю их, – пришлось признать ей. – Я перестала бывать на собраниях на третий год. Просто… необходимость в этом отпала.

– И все это время вы воздерживались от спиртного? Кажется, шесть лет?

– Верно, ваша честь.

– В таком случае мы столкнулись с дилеммой. – Судья свел над переносицей белоснежные брови и глубоко задумался. – Я собирался предложить вам добровольно пройти курс лечения и лишь после этого решить, как поступить с вашей дочерью. Но обстоятельства оказались иными…

В душе Ноэль пробудилась надежда.

– Я постараюсь все объяснить, ваша честь. Все происходящее… – она поймала предостерегающий взгляд до Лейси, но не остановилась, – досадная ошибка. Я ни за что не причинила бы вред моей дочери. На самом деле это…

– Ваша честь, – перебил ее адвокат Роберта, – в намерения моего клиента вовсе не входило оклеветать жену. Он искренне заботится о ее благополучии. Но в первую очередь мы должны помнить не о состоянии здоровья миссис Ван Дорен, а о том, что будет лучше для ребенка.

Рипли нахмурился еще сильнее.

– Благодарю, мистер Бил, но я не нуждаюсь в напоминаниях о том, в чем заключается мой долг, – строго произнес он и заметно смягчился, повернувшись к Ноэль. – Никто и не утверждает, что вы способны намеренно причинить вред ребенку или проявить халатность по отношению к нему, миссис Ван Дорен. Но бывали ли случаи, когда вы, скажем так, были не в состоянии осознать потребности дочери?

– Как во время обморока? – Сердце Ноэль билось так, что от ударов вздрагивало все тело. Дело принимало скверный оборот, а она чувствовала себя беспомощной.

– Вот именно. – Рипли соединил кончики пальцев под подбородком, словно всем видом умолял туповатую ученицу наконец дать верный ответ.

Ноэль затошнило.

– Но я же объяснила: я не пью уже шесть…

– Ноэль, ради Бога! – вмешался Роберт. – В ресторане тебя видели все. Мне пришлось буквально отнести тебя в машину! Поверь, если бы не это, мы бы здесь не сидели. Но стоит мне вспомнить о других случаях, о том, что могло произойти, если бы наша малышка выбежала на улицу или… – Он умолк, представив себе эту картину.

Ноэль окатила горячая волна паники. Даже в дни запоев она никогда не напивалась до беспамятства. Бывали случаи, когда она лишь смутно сознавала, что происходит, все вокруг виделось ей как в густом тумане. Но первой же мыслью после пробуждения на следующее утро было: «О Господи, что я натворила?» То же чувство возникло у нее сейчас: тянущая пустота внизу живота и жгучее беспокойство. Тиканье часов вдруг стало угрожающим, предвещающим беду.

– В тот вечер я совсем не пила, как и в остальное время, – уверяла она, ее слова гулко раздавались в тишине. – Ваша честь, я не знаю, что произошло. – Она чуть было не выпалила: «Я почти уверена – меня подпоили», – но передумала и продолжала: – Я помню только, что лишилась чувств, а когда очнулась на следующее утро, узнала, что дочь исчезла. Мой муж увез ее. И не потому, что он беспокоится о ней, а потому, что я сообщила, что подаю на развод. Неужели вы не понимаете? Он подставил меня. Ему нельзя верить. Ни единому слову!

– И вы утверждаете, что не появлялись у дома вашего мужа днем во вторник семнадцатого числа в попытке ворваться туда силой? – Рипли многозначительно уставился на растянутую ногу Ноэль, до сих пор перевязанную бинтом.

Ноэль вспыхнула. Струйка пота побежала по ее спине, нырнув под застежку лифчика.

– Этого я не говорила.

– Это возмутительно! – вскинула голову Лейси. – Моя клиентка – не подсудимая!

– Вот именно, и я добиваюсь, чтобы она не стала подсудимой, – отрезал судья, и впервые Ноэль заметила, как неприятен его голос. Веселый эльф мгновенно превратился в злобного гнома. – Похоже, к согласию мы так и не придем. Стало быть, я приму решение, по которому малышка останется с отцом, пока обоих ее родителей не обследует судебный психолог.

– Нет! – Ноэль вскочила, и ноги показались ей эластичными, способными растягиваться до бесконечности. – Не делайте этого! Вы ничего не понимаете! Ей же всего пять лет! – Слезы покатились по ее щекам, но она не удосужилась вытереть их. – Только я знаю, что она любит пить сок из чашки, а не из стакана, что она не засыпает, если не задернуть шторы как можно плотнее! Она любит сладкое печенье, но только без корицы. Она… – Ноэль осеклась, вдруг заметив, что все присутствующие в ужасе смотрят на нее. Даже Лейси.

Судья отвел взгляд, его голос зазвучал строго и официально:

– Я разрешаю вам встречаться с дочерью под надзором три раза в неделю, по понедельникам, средам и пятницам, с часу до четырех. Встречи будут происходить в помещении социальной службы защиты детей, далее по коридору. За документами обратитесь к моему секретарю.

На этом слушание было закончено. Ноэль замерла, не веря своим ушам. Силы покинули ее, она лишь смутно сознавала, что Лейси гладит ее по руке. Ноэль смотрела на Роберта, направляющегося к двери, как кролик на удава. Он оглянулся, даже не пытаясь скрыть злорадную ухмылку.

Обжигающая ярость взметнулась в душе Ноэль, затмевая все остальное. Внезапно ей стало трудно дышать. Комната поблекла перед ее глазами, похожая на кадр из старого фильма. В эту минуту Ноэль вспомнила еще одну подробность «Острова сокровищ»: Бен Ганн вовсе не был безвредным чудаком. В уединении, лишенный всего, что ему было дорого, он помешался.

Вот и она вплотную приблизилась к сумасшествию. Дрожа, задыхаясь от ярости и отчаяния, Ноэль отгоняла от себя единственную мысль, которая пробралась в ее мозг, как крыса за сыром Бена Ганна: «Что мне сейчас необходимо, так это выпить».

В пятницу, без пятнадцати час, Ноэль остановила машину у здания суда, куда приехала на первую встречу с Эммой. Ночь она провела отвратительно, вышагивая по комнате и без конца упрекая себя. Но что она могла сказать или сделать? Чем изменила бы ход событий? Любой болван сообразил бы, что судья на стороне Роберта. Если бы она просто молчала, предоставив отвечать Лейси, исход оказался бы тем же самым. Как обычно, победил бы Роберт. Наконец под утро отчаяние стало нестерпимым. Ноэль не выдержала и плеснула себе бренди из хрустального графина, который бабушка хранила в шкафу с посудой. Только чтобы уснуть, убеждала она себя. Все равно все считают, что она снова запила, значит, она вправе позволить себе капельку спиртного. Несколько долгих минут Ноэль как загипнотизированная смотрела на стакан в собственной руке, знакомый запах успокаивал ее и вселял надежду. Но она вовремя одумалась, расплакалась, метнулась в кухню и вылила бренди в раковину.

Утро принесло новые надежды. Воспоминание о ночном поступке вызывало у нее тревогу, от которой было нелегко избавиться, и Ноэль утешалась лишь мыслями о том, что все-таки не поддалась искушению. Но не из-за порядочности, а потому, что главное место в ее жизни отныне занимало не спиртное, а нечто гораздо более важное – ее ребенок. Значит, она должна быть сильной и трезвой – не только ради Эммы, но и ради себя.