Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Если выпьешь все до дна, то проспишь до утра и будешь видеть одни лишь радостные сны, которые снятся только настоящим принцессам».
И никаких кошмаров!
Я поставила чашку обратно на блюдце, поправила на Кэсси одеяло и сунула ей в руку Банни. Кэсси что-то пробормотала во сне, и я слегка потрясла ее за плечо.
– Кэсс?..
Ее ресницы затрепетали, глаза открылись. Кэсси обвела взглядом комнату, потом ее глаза остановились на мне.
– Мамочка?..
– Да, это я, малышка.
Она нахмурилась.
– Уже утро?
Я села к ней на кровать.
– Нет, милая, еще ночь. Просто… просто ты не проснулась.
Кэсси зевнула.
– Мне очень хочется спать, мама.
– Я понимаю. Скажи только… ты сейчас видела сон?
Ее ресницы снова опустились.
– Нет, – пробормотала она, засыпая снова.
«Нет?..»
У меня затряслись руки. Поднявшись, я посмотрела на дочь. Кэсси глубоко вздохнула.
– Я ничего не видела, никакого, а-ах!.. Никакого сна.
«Вот черт!»
Зажав ладонью рот, я заметалась по комнате. Как быть? Что мне теперь делать? Должны же существовать какие-то другие способы избежать утопления, кроме очевидного – не приближаться к воде. Этот последний способ не устраивал меня по той простой причине, что мой вчерашний поступок показал со всей очевидностью: не ходить на побережья я не в силах. Что, если завтра меня опять потянет собирать «морское стекло» и я упаду в воду?
Кое-как взяв себя в руки, я прекратила расхаживать из стороны в сторону и вернулась к кровати Кэсси.
– Расскажи-ка мне поподробнее, что привиделось тебе вчера.
Кэсси села, прижимая Банни к груди, и отрицательно покачала головой.
– Скажи хотя бы, какое это было время – день, вечер?..
Она пожала плечами.
– Но ты видела, как я тонула, значит, было светло! Где я тонула? В море? В бассейне? Где?!!
– Я не знаю.
– Ты была со мной или я была одна?
У Кэсси задрожали губы.
– Я правда не знаю, мамочка!
– Черт возьми, Кэссиди, я ведь могу умереть! Я могу умереть уже завтра, и мне нужно знать, как, при каких обстоятельствах это произойдет. Иначе я не сумею избежать опасности, и тогда… – Не договорив, я вскочила и снова принялась мерить шагами комнату. Наконец я снова повернулась к дочери. Ее щеки блестели от слез, руки безостановочно терзали плюшевые уши Банни.
– Я не знаю! – всхлипнула она.
Горячая волна пробежала вдоль моего позвоночника, во рту стало сухо, как в Сахаре.
– Ты должна знать! – отчеканила я каким-то чужим, металлическим голосом. – Вспоминай. Ты должна вспомнить! Ну?! Хоть что-нибудь, Кэсс! Дай мне хоть что-нибудь!!!
– Я вспоминаю, вспоминаю, вспоминаю… – пробормотала Кэсси плачущим голосом. – Я… я видела только темный свет вокруг твоей головы. Ну как будто ты уже умерла… И ты не могла дышать. Это все, мама! Я… больше ничего… Я не… – Она зарыдала и не смогла продолжать.
Только тут до меня дошло, что́ я делаю, и я поспешно зажала рот ладонью. Казалось, еще немного, и меня вырвет.
– Боже мой, Кэсс, прости меня! Прости, пожалуйста!
Дочь заморгала, потом широко раскрыла глаза и посмотрела на меня как человек, который только что вышел из транса. Глядя на дочь, я мысленно обругала себя самыми черными словами. Я вовсе не собиралась заставлять ее, просто так получилось. Я слишком испугалась и потеряла над собой контроль.
– Я боюсь, мамочка! – Кэсси снова всхлипнула.
Я бросилась к ней, обняла и прижала к себе, зарывшись лицом в мягкие, спутанные волосы.
– Прости меня, Кэсси, – повторила я. – Я больше не буду тебя пугать. Никогда-никогда, обещаю!
«Если, конечно, переживу будущую пятницу», – мысленно добавила я. Впрочем, в любом случае мне нужно было крепче держать себя в руках. Каждый раз, когда я утрачивала душевное равновесие, мои способности так и норовили вырваться из-под контроля, а это могло обернуться большой бедой. Собственно, однажды это уже случилось, и теперь я за это расплачивалась.
Кэсси тихо плакала у меня на груди.
– Честное слово, я больше ничего не знаю! Честное-пречестное! – Она слегка отстранилась и посмотрела на меня снизу вверх. – Но ты не беспокойся. Я тебя обязательно спасу!
– Милая, пожалуйста, не думай, будто все зависит только от тебя. У тебя и без того есть о чем беспокоиться. Мама сама о себе позаботится. – «А кроме того, – подумала я, – это матери должны заботиться о дочерях, а вовсе не наоборот». Правда, в эти минуты я чувствовала себя худшей в мире матерью, но мне все-таки не хотелось, чтобы Кэсси потеряла меня так рано.
– Я тоже не хочу, чтобы ты у меня потерялась… – сонно прошептала моя дочь.
Вторник.
Незадолго до рассвета.
Я накрыла нас обеих одеялом, обняла Кэсси и лежала с ней рядом до тех пор, пока она не заснула. Но мне не спалось. Я то возвращалась к своим страхам, то принималась корить себя. В конце концов, думала я, Кэсси не виновата, что ей ничего не приснилось, да и бабушка, в общем-то, тоже ни при чем. Она всего лишь сделала то, о чем я просила, – помогла Кэсси заснуть крепко, без сновидений. Это я – я не предвидела, что после успокаивающего чая моя дочь не увидит вторую серию своего пророческого сна и я не узнаю подробностей, в которых отчаянно нуждалась. Результат был, что называется, налицо: разочарование, которое я испытала, не получив желаемое, разом отбросило меня в прошлое, заставило потерять контроль над собой и над своими способностями. А я-то думала, что умею держать себя в руках! Какая глупая самонадеянность!..
Мне было всего девять, когда я впервые не сумела сдержать себя. В тот год я нашла свой первый кусочек «морского стекла». Было воскресенье, и мы с Оуэном, как обычно, играли вместе на пляже. Море было спокойным, и сначала мы пускали «блинчики», потом стали рыться в выброшенных на песок водорослях – искать красивые раковины, ловить маленьких крабов и морских ежей.
Оуэн рассказывал, как он провел субботу. Оказывается, отец возил его в Лагуна Сека – смотреть автомобильные гонки. Я, правда, слушала его вполуха. Разгребая песок в надежде найти особенно красивую раковину, я вдруг увидела, как в лучах солнца что-то ярко блеснуло. Это оказался кусок стекла, но не обычный, острый осколок от бутылки, которых полно на каждой свалке. Он был округлым, как большинство обкатанных морем галек, а его поверхность казалась шероховатой на ощупь, словно кто-то обработал его крупной наждачной бумагой (что такое наждачная бумага, я знала – видела, как мистер Торрес шлифует ею у себя в гараже разные деревянные детали для ремонта мебели).