– Идиотка безмозглая, – цедит он, бросая телефон в портфель.

Вот он! Кукловод!

Настраивает всех против месье Леду, спит с Марджори, получая информацию и деньги, и использует её. И я уверена, что общается со Всадниками. Ведь откуда ему могло быть известно, что ремня я получила? Только от них. И то, как они могли узнать, что именно тогда было?

Кусаю губу, пока мой мозг пытается думать, что делать дальше. Мне нужны камеры.

Убеждаясь в том, что никого больше не осталось на этом этаже, вылезаю из своего укрытия, подхватывая сумку.

Марджори была в сестринстве? Только непонятно, почему она работает здесь. Но я считала, что она просто наёмный работник, и её прошлое никак не связано с этим заведением.

Дохожу до пункта охраны и оказываюсь в небольшой, чем-то провонявшей комнате.

– Мисс Райз?

– Сколько? Я хочу получить доступ ко всем видеокамерам. Ко всем, – сухо произношу я.

– Простите, мисс Райз, но это запрещено. Теперь запрещено…

– Кем?

– Месье Леду. Он уволит нас, если узнает об этом.

– Ложь. Ему сейчас не до этого. Так кто запретил? Карстен? Или кто-то ещё? – Усмехаясь, внаглую подхожу к столу и сажусь на свободный стул.

– Можете не отвечать. Я заплачу больше, и никто не узнает о нашем мимолётном сотрудничестве. Я вам это гарантирую. Вы удалите сами тот период, когда я направилась к вам и была здесь. Сколько?

Мужчины переглядываются друг с другом.

– Нисколько.

Удивлённо приподнимаю брови.

– О-о-о, так вы тоже участвуете в свержении месье Леду? Надо же, а вам он чем не угодил? Просто интересно, почему он позволяет вам класть в карман деньги, полученные от студентов, покрывая их и становясь преступниками наравне с нами. Так что же вам не нравится? Или вы думаете, что вас после этого оставят здесь? Вряд ли. В этой игре выиграет самый богатый, а это я. Я даю вам последний шанс назвать цену или я уйду, а вернусь уже не с улыбкой, но с довольно неприятным настроением, – покачиваясь в кресле, осматриваю мужчин.

Хочется и колется, и зад болит. Как это знакомо. Но кто именно ими руководит?

Они переглядываются снова, бросают взгляд на закрытую дверь за моей спиной.

– Десять тысяч, – хочется рассмеяться на этот, вытянутый за уши и унизительный торг.

– Наличными, – быстро добавляет второй.

А вот это уже проблематично. На территории университета нет банкоматов, а чтобы провести подобную операцию мне нужно лично поехать в банк и раскрыть один из своих тайных счетов.

– Онлайн-перевод в эту же минуту каждому по пятнадцать тысяч, – предлагаю я.

Ну кто, находясь в здравом уме, откажется от таких денег, когда его ставка в месяц не больше трёх тысяч евро, да и то не всегда? Ни один нормальный человек, живущий среди богатых деток, которых он ненавидит именно из-за их лёгкого и бездумного обращения с деньгами.

– Согласны…

– Подожди, – один из охраны хватает приятеля за руку и напряжённо что-то шепчет ему. Тот отвечает, но я не слышу, что именно, только жду. Конечно, подобное может сильно ударить по их авторитету, если кто-то узнает, но вряд ли такое произойдёт.

– Мы ждём оплату, – кивают теперь оба.

Достаю мобильный из рюкзака и вхожу в онлайн-банк. Совершаю перевод на быстро начерканный на бумажке счёт в размере тридцати тысяч евро. Много, очень много ради просмотра видео, которые могут мне ни черта не помочь. Но я всё же перевожу эти деньги и поворачиваю мобильный, показывая чек оплаты.

Один из мужчин, менее сговорчивый, выходит из комнаты. Предполагаю, что он немедленно направится в круглосуточное отделение банка, чтобы снять эти деньги. Второй остаётся со мной и открывает доступ к видеофайлам.

– Мне нужны видеозаписи с камеры в кабинете месье Леду, – произношу я.

– В кабинете месье Леду нет камер, мисс Райз, – усмехается он. Скотина, лжёт. Я точно знаю, что там они есть. Этому множество подтверждений.

– Записи с камер, направленных на его кабинет за сегодняшний день, – прищуриваюсь я.

Мужчина щёлкает кнопкой мышки, находит файлы и поворачивает ко мне ноутбук. Надеваю наушники и просматриваю записи. Утро, когда месье Леду вызывает одного за другим людей из бухгалтерии, и они затравлено выходят оттуда, шепчут взволнованной Марджори, на удивление, ничего не подслушивающей, о том, что их обвиняют в мошенничестве и заставляют увольняется. Когда всё это завершается, Марджори сама идёт в кабинет, и оттуда слышатся громкие голоса, но разобрать то, о чём орёт месье Леду невозможно. Голоса Марджори совсем неслышно. Она выскакивает в слезах и, плача, бежит, вероятно, в сторону уборных. Ерунда.

– Открой мне запись, сделанную в ту ночь, когда проходил бал, и Флоренс Делон была якобы изнасилована. Мне нужна видеозапись с камеры рядом с домом сестринства, – снимая наушники, поворачиваюсь к мужчине.

– Не могу…

– Я заплатила за это, – резко напоминаю ему.

– Дело не в этом. Все записи с той ночи, после того как… – он замолкает. – Здесь был Рафаэль Лоф, он смотрел записи, и после этого другая смена их удалила по приказу месье Леду.

– Буквально все?

– Нет, не все. С камер у бара, у входа в актовый зал, в кабинете, в котором находилась та девушка, около дома сестринства. Остались лишь записи площади, здания администрации и ученических корпусов, но там ничего нет. Тихо, и никого не видно на камерах.

Так, это интересно. Вряд ли Рафаэль сам попросил об этом, значит, месье Леду велел стереть все записи по приказу моего отца, чтобы, скорее всего, не было никаких данных о том, где я была в тот момент, а лишь мои слова. Это я принимаю за примерный ход событий, но это очень плохо. Если кто-то был в доме или пришёл в него за Рафаэлем, уже накачанным наркотиками, то я не смогу увидеть его и понять, кто был крысой. Но есть ещё несколько событий, о которых никто не мог догадаться, если бы не камеры в кабинете месье Леду, которые мне не хотят показывать.

– Мне нужна запись из кабинета месье Леду после моего возвращения. Все записи, – уточняю я.

– Сейчас.

Мужчина копошится в файлах и вытаскивает мне те, о которых я просила. Я не помню точной даты, когда мы встретились там с Рафаэлем, но хочу увидеть и убедиться, что камеры – единственный источник, подтверждающий мои пожелания о погребении живого Рафаэля.

Просматриваю каждый файл, пока не нахожу ту самую запись. Надеваю снова наушники и внимательно смотрю на себя же, входящую в кабинет. Марджори отходит от своего стола и исчезает, оставляя и меня, и Рафаэля наедине, а потом…

– Это что такое? – Зло цежу я, показывая на шипение камеры.

– Скорее всего, повреждение самой камеры или кто-то раньше вас просматривал эту запись.